После войны. История Европы с 1945 года

Процесс Сланского, как его называли, является классическим коммунистическим показательным процессом. Его тщательно готовили в течение трех лет. Первыми «расследованию» подверглась группа словацких коммунистических лидеров, в частности министр иностранных дел Чехословакии Владимир Клементис, арестованный в 1950 году по обвинению в «буржуазном национализме». К ним добавились различные чешские коммунисты среднего звена, обвиненные вместе со словаками в участии в тито-троцкистском заговоре, подобно сценарию дела Райка. Но никто из обвиняемых и заключенных в 1950 и 1951 годах не был достаточно весомой фигурой, чтобы вокруг него, как номинального руководителя и вожака, можно было организовать большой публичный процесс, как того требовал Сталин.

Весной 1951 года начальник советской тайной полиции Берия поручил чехам перенести акцент своих расследований с титоистского на сионистский заговор. Отныне все предприятие находилось в руках советских спецслужб — полковник Комаров и еще один офицер были посланы в Прагу, чтобы взять расследование в свои руки, а чешская полиция безопасности и коммунистическое руководство получали от них приказы. Потребность в незаурядной жертве привлекла внимание советского руководства ко второй фигуре в чешской иерархии после президента Клемента Готвальда: генеральному секретарю партии Рудольфу Сланскому. В отличие от Готвальда, раболепного и гибкого руководителя, а также преданного члена партии, Сланский, убежденный сталинист (как и ранее Райк), был евреем.

Сначала Готвальд не хотел, чтобы Сланского; арестовывали — они оба тесно сотрудничали в чистке своих коллег в течение последних трех лет, и если Генеральный секретарь был замешан, то следующим мог оказаться сам Готвальд. Но Советы настояли на своем, представив поддельные доказательства, связывающие Сланского с ЦРУ, и Готвальд уступил. 23 ноября 1951 года Сланский был арестован; в последующие дни видные еврейские коммунисты, все еще находившиеся на свободе, последовали за ним в тюрьму. Теперь спецслужбы поставили перед собой задачу выудить признания и «улики» из своих многочисленных заключенных, чтобы построить крупное дело против Сланского и его сообщников. Благодаря некоторому сопротивлению их жертв (в частности, самого бывшего Генерального секретаря) даже перед лицом варварских пыток эта задача заняла у них большую часть года.

Наконец, к сентябрю 1952 года обвинительное заключение было завершено. Текст признательных показаний, обвинительный акт, заранее подготовленные приговоры и сценарий судебного процесса были затем отправлены в Москву для личного утверждения Сталиным. В Праге была проведена «генеральная репетиция» всего процесса, которая была записана на магнитофон. Это должно было обеспечить альтернативный текст для «прямой трансляции» в том маловероятном случае, если один из подсудимых откажется от своего признания в открытом суде, как Костов. Это не понадобилось.

Суд длился с 20 по 27 ноября 1952 года. Он проходил по хорошо отработанной предварительной схеме: подсудимых обвиняли в том, чего они не делали и не говорили (на основании показаний, выбитых силой из других свидетелей, в том числе других обвиняемых); их обвиняли в том, что они действительно совершали, но иначе толковали это (трех подсудимых обвиняли в том, что они позволили Израилю получить преимущества в торговых сделках тогда, когда это еще соответствовало советской политике). Клементиса прокуроры обвиняли в том, что он встречался с Тито («палачом югославского народа и слугой империализма») тогда, когда был заместителем министра иностранных дел Чехословакии, а Тито еще не потерял советской благосклонности.

Этот процесс от всех предыдущих отличали два обстоятельства. Прокуроры и свидетели многократно подчеркивали, что большинство обвиняемых — евреи: «космополит Рудольф Марголиус», «Сланский... большая надежда всех евреев в Коммунистической партии», «представители международного сионизма» и тому подобное. «Еврейское происхождение» служило основанием вины в антикоммунистических и античешских намерениях. А речи прокуроров, которые транслировали по чехословацкому радио, подражали и даже превосходили грубые проклятия прокурора Вышинского на московских процессах: «отвратительные предатели», «собаки», «волки», «песьи преемники Гитлера» и так далее в том же духе. Короткие версии этих выступлений появились и в чешской прессе.

На четвертый день суда пражская ежедневная коммунистическая газета Rude Právo выдала редакционную статью, которая содержала такой текст: «Аж дрожь пробирает, так противно смотреть на этих холодных, бездушных существ. Иуда Сланский, — продолжал автор, — полагался на эти чужеродные элементы, эту сволочь с темным прошлым». Ни один чех, пояснял автор, не мог совершить такие преступления — «только циничные сионисты, которые не имеют отечества... проныры-космополиты, что продались за доллары. В своей преступной деятельности они руководствовались сионизмом, еврейским буржуазным национализмом, расистским шовинизмом».