Одним из способов использования публичных процессов было выявление козлов отпущения. Если коммунистическая экономическая политика не приносила заранее заявленных успехов, если советской внешней политике оказывали сопротивление или заставляли идти на компромисс, кто-то должен был за это ответить. Иначе как объяснить ошибки непогрешимого Вождя? Кандидатов было много: Сланского очень не любили как внутри Чехословацкой компартии, так и за ее пределами. Райк был суровым сталинским министром внутренних дел. И именно потому, что они проводили непопулярную политику, которая, как теперь стало ясно, провалилась, все коммунистические лидеры и министры стали потенциальными жертвами. Точно так же, как побежденных генералов во французских революционных войнах часто обвиняли в государственной измене, так и коммунистические министры признавались в саботаже, если их политика была неспособна — часто в буквальном смысле — принести благо.
Достоинство признания, в дополнение к его символическому использованию в качестве средства переноса вины, заключалось в том, что оно подтверждало коммунистическую доктрину. Во вселенной Сталина не было разногласий, только ереси; никаких критиков, только враги; никаких ошибок, только преступления. Судебные процессы служили как иллюстрацией добродетелей Сталина, так и выявлением преступлений его врагов. Они также проливают свет на степень паранойи Сталина и культуру подозрительности, которая его окружала. Одной из причин этого была глубоко укоренившаяся тревога по поводу русской и вообще «восточной» неполноценности, страх перед западным влиянием и соблазном западного изобилия. В 1950 году на суде в Софии над «американскими шпионами в Болгарии» обвиняемым было предъявлено обвинение в распространении мнения, что «избранные расы живут только на Западе, несмотря на то, что географически они все происходят с Востока». Далее в обвинительном акте говорилось о том, что подсудимые обнаружили «чувство рабской неполноценности», которое успешно использовали западные шпионы.
Итак, Запад олицетворял злого духа, которого все время нужно было изгонять. Конечно, настоящие западные шпионы также существовали. В начале 1950-х годов, после начала войны в Корее, Вашингтон действительно рассматривал возможность дестабилизации Восточной Европы. Американская разведка предприняла ряд неудачных попыток проникнуть в Советский блок, с недоверием воспринимая признания коммунистов, которые якобы сотрудничали с ЦРУ или шпионили в пользу британских спецслужб. В последние годы жизни Сталина казалось, что он действительно ожидал войны; как он объяснил в интервью «Правде» в феврале 1951 года, столкновение между капитализмом и коммунизмом было неизбежным и все более вероятным. С 1947 по 1952 год Советский блок находился в постоянной боевой готовности: производство вооружений в Чехословакии увеличилось в семь раз в период с 1948 по 1953 год, в то время как в ГДР было переброшено больше советских войск и разработаны планы создания стратегических бомбардировочных сил.
Таким образом, аресты, чистки и судебные процессы были публичным напоминанием о грядущей конфронтации, оправданием советских военных страхов и (знакомой по предыдущим десятилетиям) стратегией по совершенствованию партии Ленина, а также ее подготовки к боевым действиям. Обвинение 1949 года в том, что Райк сговорился с США и Великобританией свергнуть коммунистов, казалось правдоподобным многим коммунистам и их сторонникам на Западе. Даже те обвинения против Сланского и других, которые казались крайне преувеличенными, опирались на широко признанную истину, что Чехословакия значительно теснее связана с Западом, чем остальные страны блока. Но почему Райк? Почему Сланский? Как выбирали козлов отпущения?
В глазах Сталина любой коммунист, который провел время на Западе, вне досягаемости советского Союза, должен был рассматриваться с подозрением — что бы он там ни делал. Коммунисты, которые активно принимали участие в Гражданской войне в Испании в 1930-х годах — а таких в Восточной Европе и Германии было много, — первыми попадали под подозрение. Так, Ласло Райк служил в Испании (в качестве политического комиссара «батальона Ракоши»); Отто Слинг, которого обвиняли вместе со Сланским, — тоже. После победы Франко многие испанские ветераны бежали во Францию, где они оказались во французских лагерях для интернированных. Оттуда значительная часть из них присоединилась к французскому Сопротивлению, где они объединились с немецкими и другими иностранными коммунистами, которые нашли убежище во Франции. Таких людей было достаточно, чтобы Французская коммунистическая партия могла организовать их в подразделение коммунистического подполья — «Main d'Oeuvre Immigration» (MOI). Видные послевоенные коммунисты, такие как Артур Лондон (еще один обвиняемый по делу Сланского), имели много контактов с Западом во время своей работы в MOI, и это тоже вызвало подозрения Сталина и впоследствии было использовано против них.