Аналогичным проявлением цинизма и частью кампании личной клеветы было обвинение против Анны Паукер, которую обвиняли одновременно в правом и левом «уклоне»: сначала она «клеймила» сельскую коллективизацию, потом принуждала крестьян к коллективизации против их воли. Райк был обвинен в роспуске сети Коммунистической партии в венгерской полиции в 1947 году; фактически он сделал это (накануне выборов 1947 года и с официального одобрения) в качестве прикрытия для роспуска гораздо более сильной социал-демократической полицейской организации. Позже он тайно восстановил коммунистическую сеть, сохранив запрет на другие партии. Но его поступки, безупречно ортодоксальные в то время, стали водой на советскую мельницу, когда пришло время его убрать.
Все обвиняемые на крупных показательных процессах были коммунистами. Других коммунистов подвергали чистке без публичного суда или вообще без какого-либо судебного процесса. Но подавляющее большинство сталинских жертв, и в Советском Союзе и в государствах-сателлитах, конечно, не были никакими коммунистами. В Чехословакии в 1948-1954 годах коммунисты составляли лишь 0,1% осужденных в тюрьмы или трудовые лагеря и 0,05% осужденных на смерть. В ГДР 8 февраля 1950 года создали Штази, задачей которого был надзор и контроль не только за коммунистами, но и за всем обществом. Сталин обычно держал под подозрением не только коммунистов, которые имели западный опыт или связи, а вообще любого, кто когда-либо жил за пределами Советского блока.
Таким образом, само собой разумеется, что практически все население Восточной Европы в те годы попало под подозрение Кремля. Не то чтобы послевоенные репрессии в Советском Союзе были менее всеобъемлющими: так же, как в 1813-15 годах считалось, что западное влияние подготовило почву для декабристского восстания 1825 года, так и Сталин боялся влияния и протестов вследствие контактов военного времени. Таким образом, любой советский гражданин или солдат, переживший нацистскую оккупацию или тюремное заключение, становился объектом подозрений. Когда в 1949 году Президиум Верховного Совета принял закон, согласно которому солдаты, совершившие изнасилование, могли получить от десяти до пятнадцати лет в трудовых лагерях, пресечение бесчинств Красной Армии в Восточной Германии и Австрии было наименьшим из его забот. Истинным мотивом было создание основания, с помощью которого можно было бы наказывать возвращающихся советских солдат в любой удобный момент.
Масштаб расправ, который выпал на долю граждан СССР и Восточной Европы в послевоенное десятилетие, был грандиозным, а за пределами самого Советского Союза — совершенно беспрецедентным. Суды были всего лишь видимой верхушкой айсберга репрессий: тюрем, высылок, принудительных трудовых батальонов. В 1952 году, в разгар второго сталинского террора, 1,7 миллиона заключенных содержались в советских трудовых лагерях, еще 800 000 — в трудовых колониях и 2 753 000 — в «специальных поселениях». «Обычным» сроком в Гулаге было двадцать пять лет, после чего осужденных (тех, кто выжил) чаще всего высылали в Сибирь или Советскую Среднюю Азию. В Болгарии среди работников промышленного сектора, который состоял из почти полумиллиона человек, двое из девяти были каторжниками.
В Чехословакии, по оценкам, в начале 1950-х годов насчитывалось 100 000 политических заключенных при 13-миллионном населении, и это не считая многих десятков тысяч, которые работали на принудительных работах (хотя их так и не называли) на государственных шахтах. Другим способом наказания были «административные ликвидации», когда мужчин и женщин в тюрьмах тихо казнили без суда или огласки. Семья жертвы может ждать год или больше, прежде чем узнает, что он или она «исчезли». Через три месяца человека, согласно закону, признавали мертвым, хотя никаких дальнейших официальных подтверждений или показаний не давали. В разгар террора в Чехословакии ежедневно в местной прессе появлялось от тридцати до сорока таких объявлений. Десятки тысяч исчезли таким образом; еще многие сотни тысяч были лишены своих привилегий, квартир, рабочих мест.
По некоторым оценкам, в Венгрии на протяжении 1948-1953 годов около миллиона человек (в менее чем десятимиллионной стране) стали жертвами ареста, преследования, заключения или депортации. Пострадала каждая третья венгерская семья. Репрессии касались и родственников. Фрици Лёбль, жену одного из «подельников» Сланского, год держали в тюрьме в Рузине под Прагой, где ее допрашивали русские, обзывая «грязной еврейской шлюхой». После освобождения она была сослана на фабрику в Северной Чехии. Жены заключенных и депортированных теряли работу, жилье и имущество. В лучшем случае, если им везло, о них забывали — как о Жозефине Лангер, жене Оскара Лангера, свидетеля в деле Сланского, которого позже втайне приговорили к 22 годам лишения свободы. Она с дочерьми шесть лет прожила в подвале.