На первый взгляд это, казалось бы, отличает австрийское решение проблемы политической нестабильности от итальянского варианта; в конце концов, основной политический раскол в Италии отделял коммунистов от католиков, — такое противопоставление вряд ли можно назвать «постидеологическим».[144]
Но на самом деле эти два случая были очень похожи. Исключительным качеством Тольятти и его партии было то значение, которое они придавали на протяжении послевоенных десятилетий политической стабильности: сохранению и укреплению институтов демократической общественной жизни, даже ценой потери собственного авторитета коммунистов как революционного авангарда. И Италией тоже управляли через систему услуг и должностей, которая имела определенное сходство с Proporz, хотя и сильно перекошеная в пользу одной стороны.Если Италия заплатила за политическую стабильность невыносимым уровнем коррупции в обществе, цена для австрийцев была менее ощутимой, но столь же пагубной. Западный дипломат однажды описал послевоенную Австрию как «оперу, которую поют дублеры», и это правильно подмечено. В результате Первой мировой войны Вена потеряла смысл своего существования как имперская столица; в ходе нацистской оккупации и Второй мировой войны город потерял евреев, значительную часть своих наиболее образованных и космополитичных граждан.[145]
Как только русские ушли в 1955 году, Вене не хватило даже той привлекательности, которая была у разделенного Берлина. Мерилом выдающегося успеха Австрии в преодолении своего беспокойного прошлого было то, что для многих посетителей ее самой отличительной чертой была ее успокаивающая монотонность.Но за идиллическим фасадом «Альпийской республики», что все больше расцветала, Австрия тоже была по-своему коррумпированной. Как и Италия, она завоевала свою новообретенную безопасность ценой определенного национального забвения. Но в то время как большинство других европейских стран — особенно Италия — могли похвастаться, по крайней мере, мифом о национальном сопротивлении немцам-оккупантам, австрийцы не имели возможности убедительно использовать свой опыт войны подобным образом. И в отличие от западных немцев, их не принуждали признаваться, по крайней мере публично, в преступлениях, которые они совершили или допустили. Любопытным образом Австрия напоминала Восточную Германию, и не только довольно однообразным бюрократическим качеством своего государственного аппарата. Обе страны были произвольными географическими произведениями, чья послевоенная общественная жизнь опиралось на молчаливое согласие создать новый заманчивый национальный образ для общего пользования — с тем лишь отличием, что в австрийском случае это упражнение удалось выполнить намного успешнее.
Христианско-демократическая партия с программой реформ, парламентские левые, широкий консенсус в отношении того, чтобы не доводить унаследованные идеологические или культурные разногласия до политической поляризации и дестабилизации, а также деполитизированное население — вот отличительные черты урегулирования после Второй мировой войны в Западной Европе. Практически везде прослеживались итальянские или австрийские тенденции в различных комбинациях. Даже в Скандинавии наблюдалось неуклонное снижение градуса политической мобилизации, который достиг пика в середине 1930-х годов: с 1939 по 1962 год ежегодные продажи значков с символикой Дня солидарности трудящихся стабильно падали (за исключением небольшого отклонения конце войны), а затем снова пошли вверх благодаря энтузиазму нового поколения.
В странах Бенилюкса различные составляющие их общины (католики и протестанты в Голландии, валлоны и фламандцы в Бельгии) уже давно были организованы в обособленные общественные структуры — которые охватывали большую часть человеческой деятельности. Католики в преимущественно протестантской Голландии не только молились по-другому и посещали церковь, отличную от их протестантских сограждан. Они также голосовали по-другому, читали другую газету и слушали свои собственные радиопрограммы (а в последующие годы смотрели другие телевизионные каналы). Из голландских католических детей в 1959 году 90% посещали католические начальные школы; 95% голландских католических фермеров в том же году принадлежали к католическим фермерским союзам. Католики путешествовали, плавали, катались на велосипеде и играли в футбол в католических организациях; они были застрахованы католическими обществами, и когда приходило время, их, конечно, хоронили тоже отдельно.