Шумахера особенно встревожил энтузиазм Аденауэра по поводу проекта западноевропейской интеграции. По мнению Шумахера, план Шумана 1950 года был направлен на создание Европы, которая была бы «консервативной, капиталистической, клерикальной и в которой доминировали бы картели». Был ли он прав или нет, здесь не имеет значения. Проблема заключалась в том, что социал-демократы Шумахера не могли предложить ничего практического взамен. Объединив свою традиционную социалистическую программу национализации и социальных гарантий с требованием объединения и нейтралитета, они достойно выступили на первых выборах в ФРГ 1949 года, получив 29,2% голосов и поддержку 6 935 000 избирателей (на 424 000 меньше, чем ХДС/ХСС). Но к середине пятидесятых годов, когда Западная Германия была прочно связана с Западным альянсом и зарождающимся проектом Европейского союза, а зловещие пророчества социалистов относительно экономики не оправдались, СДП оказалась в тупике. На выборах 1953 и 1957 годов голоса социалистов лишь незначительно возросли, а их доля в электорате снизилась.
Только в 1959 году, через семь лет после преждевременной смерти Шумахера, новое поколение немецких социалистов официально отказалось от семидесятилетней приверженности партии марксизму и вынужденно согласилось на компромисс с западногерманской реальностью. Марксизм в послевоенном немецком социализме упоминался разве что на декларативном уровне — СГП прекратила питать искренние революционные амбиции не позднее чем в 1914 году, если она их вообще когда-то имела. Но решение отказаться от устаревших формул социалистического максимализма также позволило немецким социалистам скорректировать принципы своей философии. Несмотря на то, что многим не нравилась роль Германии в созданном Европейской экономическом сообществе, они смирились и с участием Германии в Западном Альянсе, и с потребностью превратиться в Volkspartei — народную партию с электоратом из разных классов, а не полагаться на свое рабочее ядро. Это было обязательно, если они всерьез собирались бросить вызов монополии Аденауэра на власть.
Время показало, что реформа СДП была успешной: рост поддержки партии на выборах в 1961 и 1965 годах обусловила формирование в 1966 году «большого» коалиционного правительства, в котором социал-демократы, ныне возглавляемые Вилли Брандтом, пришли к власти впервые с веймарских времен. Но ирония заключалась в цене, которую они заплатили за улучшения своих перспектив. До тех пор, пока социал-демократы Германии сохраняли свою принципиальную оппозицию большей части политики Аденауэра, они непреднамеренно способствовали политической стабильности в Западногерманской Республике. Коммунистическая партия никогда не преуспевала в ФРГ (в 1947 году она получила всего 5,7% голосов, в 1953 году — 2,2%, а в 1956 году она была запрещена Конституционным судом Западной Германии). Таким образом, СДПГ обладала монополией на политических левых и впитала в себя все молодежное и радикальное инакомыслие, которое существовало в то время. Однако как только она сформировала правительство с христианскими демократами и приняла программу умеренных реформ, то потеряла лояльность ультралевых. Теперь за пределами парламента откроется пространство для нового и дестабилизирующего поколения политических радикалов.
Политическим лидерам Западной Германии не нужно было беспокоиться о появлении прямого преемника нацистов, поскольку любая такая партия была явно запрещена в соответствии с Основным законом Республики. Однако среди населения оставались много миллионов его бывших избирателей, голоса большинства которых были распределены между различными партиями мейнстрима. А теперь появилась еще одна группа избирателей — Vertriebene[149]
— этнические немцы, изгнанные из Восточной Пруссии, Польши, Чехословакии и других стран. Из примерно 13 миллионов перемещенных немцев почти 9 миллионов сначала поселились в западных зонах; до середины 1960-х годов вместе с непрерывным потоком беженцев на запад, которые направлялись через Берлин, в Западной Германии оказались еще 1,5 миллиона немцев, выселенных из восточных территорий.В основном мелкие фермеры, владельцы магазинов и бизнесмены, Вертрибене были слишком многочисленны, чтобы их игнорировать — поскольку они были «этнические немцы» (фольксдойче) их права как граждан и беженцев были закреплены в Основном законе 1949 года. В первые годы Республики им чаще, чем другим немцам, недоставало надлежащего жилья или рабочих мест, а следовательно, они имели высокую мотивацию голосовать на выборах ради одного главного политического вопроса — права вернуть свою землю и имущество в странах Советского блока или же, если это было невозможно, получить компенсацию своих потерь.