После войны. История Европы с 1945 года

Этот диагноз нестабильного настроения Британии в момент Суэца, возможно, был не слишком подробным, но похожим на правду. Когда лента «Оглянись в гневе» вышла в кинопрокат, уже существовало множество фильмов со схожей моралью. В основу большинства из них были положены романы или пьесы, написанные во второй половине 1950-х годов: «Комната наверху» (1959), «В субботу вечером, в воскресенье утром» (1960), «Одиночество бегуна на длинные дистанции» (1962), «Способ любить» (1962), «Такова спортивная жизнь» (1963). Во всех фильмах начала пятидесятых годов снимались либо ухоженные актеры среднего класса с произношением BBC — Кеннет Мор, Дирк Богард, Джон Грегсон, Рекс Харрисон, Джеффри Кин, — или же привлекательные лондонские «типы», которых играли характерные актеры-евреи (Сидни Джеймс, Альфи Басс, Сидни Тафлер или Питер Селлерс). В более поздних лентах, которые за откровенное изображение повседневной жизни получили название «драмы кухонной мойки», снялась новая когорта молодых актеров — Том Кортни, Альберт Финни, Ричард Харрис и Алан Бейтс. Они, как правило, происходили из северных рабочих общин, с соответствующими акцентами и языком. И они представляли Англию как разделенный, озлобленный, циничный, желчный и жестокий мир, чьи иллюзии разбиты вдребезги. Пожалуй, единственное, что было общего в кинематографе начала пятидесятых и начала шестидесятых годов, — это то, что женщины почти всегда играли второстепенную роль, и все были белыми.

Если иллюзии империи умерли в Суэце, то островная самоуверенность Англии среднего класса определенное время держала оборону. Катастрофа 1956 года лишь ускорила ее крах. Символичность первого поражения английской национальной сборной по крикету от команды из Вест-Индии стала ясна через три года, когда футбольная команда Англии была разгромлена в 1953 году на своем национальном стадионе командой из скромной Венгрии с невиданным счетом 6:3. В двух играх, которые англичане популяризировали по всему миру, сама Англия больше не была чемпионом.

Эти неполитические признаки национального упадка имели еще большее значение потому, что Британия в те годы была в основном аполитичным обществом. Британская лейбористская партия, находившаяся в оппозиции во время Суэца, не смогла обратить неудачу Идена в свою пользу, потому что электорат уже не оценивал события сквозь призму партийной политики. Как и в остальной Западной Европе, британцы все больше интересовались потреблением и развлечениями. Их интерес к религии шел на убыль, а с ним и их склонность к любой коллективной мобилизации. Гарольд Макмиллан, консервативный политик с либеральными инстинктами — политический оппортунист из среднего класса, маскирующийся под сельского джентльмена эдвардианской эпохи, — был очень подходящим лидером для этого переходного момента, продавая колониальное отступление за границей, а дома — достаток и покой. Старшие избиратели были полностью удовлетворены таким развитием событий; только молодежь все больше разочаровывалась.

Упадок империи прямо привел к росту беспокойства за потерю национального ориентира среди британцев. В отсутствие имперской славы Содружество в значительной степени служило Британии источником продовольствия. Благодаря преференциям для членов Содружества (например, выгодных тарифов на импорт из этих стран), продукты питания из Содружества стоили дешево и составляли почти треть стоимости всего импорта в Соединенное Королевство в начале 1960-х годов. Но собственный экспорт Великобритании в страны Содружества представлял собой неуклонно снижающуюся долю национального экспорта, большая часть которого теперь направлялась в Европу (в 1965 году впервые британская торговля с Европой обогнала свою торговлю с Содружеством). После Суэцкого поражения Канада, Австралия, Южная Африка и Индия оценили масштабы британского упадка и начали соответствующим образом переориентировать собственную торговлю и политику — на США, Азию и те страны, которые вскоре получат название «третьего» мира.

Что касается самой Британии, то Америка могла быть незаменимым союзником, но она вряд ли могла дать британцам обновленное чувство цели, не говоря уже об обновленной национальной идентичности. Напротив, сама зависимость Великобритании от Америки иллюстрировала фундаментальную слабость и изолированность нации. И поэтому, хотя мало что в их инстинктах, культуре или образовании приближало их к континентальной Европе, многим британским политикам и не только — не в последнюю очередь самому Макмиллану — становилось очевидным, что так или иначе будущее страны лежит за Ла-Маншем. Где еще, кроме Европы, Великобритания могла бы сейчас рассчитывать на восстановление своего международного статуса?