После войны. История Европы с 1945 года

ЕЭС основывалось на слабости, а не на силе. Как отмечалось в отчете Спаака за 1956 год, «Европа, которая когда-то обладала монополией на обрабатывающую промышленность и получала важные ресурсы из своих зарубежных владений, сегодня видит, что ее внешние позиции ослаблены, ее влияние снижается, а ее способность развиваться теряется в противоречиях». Именно потому, что британцы еще не поняли свою ситуацию в этом свете, они отказались присоединиться к ЕЭС. Идея о том, что Общий европейский рынок был частью какой-то продуманной стратегии, направленной на то, чтобы бросить вызов растущей мощи Соединенных Штатов, — идея, которая приобрела определенную популярность в политических кругах Вашингтона в последующие десятилетия, — таким образом, совершенно абсурдна: новообразованное ЕЭС полностью зависело от американской гарантии безопасности, без которой ее члены никогда не смогли бы позволить себе заниматься экономической интеграцией, совершенно не задаваясь вопросами совместной обороны.

Не все даже в государствах-членах были полностью удовлетворены новыми предложениями. Во Франции многие консервативные (в том числе голлистские) депутаты проголосовали против ратификации Римского договора по «национальным» соображениям, в то время как некоторые социалисты и левые радикалы (в том числе Пьер Мендес-Франс) выступили против формирования «маленькой Европы» без обнадеживающего участия Великобритании. В Германии министр экономики Аденауэра, энтузиаст свободной торговли Людвиг Эрхард, по-прежнему критически относился к нео-меркантилистскому «таможенному союзу», который может повредить связям Германии с Великобританией, ограничить торговые потоки и исказить цены. По мнению Эрхарда, ЕЭС было «макроэкономической чепухой». Как проницательно заметил один ученый, все вполне могло сложиться по-другому: «Если бы Германией правил Эрхард, вероятным результатом была бы англо-германская ассоциация свободной торговли без сельскохозяйственного компонента, и последствия экономической изоляции в конечном итоге вынудили бы Францию присоединиться».

Но все произошло не так. И в окончательной форме ЕЭС действительно была определенная логика. В течение 1950-х годов страны континентальной Западной Европы все активнее торговали друг с другом. И каждая из них торговала прежде всего с Западной Германией, от рынков и товаров которой, таким образом, все больше зависело восстановление европейской экономики. Более того, каждое послевоенное европейское государство посредством планирования, регулирования, стимулирования роста и создания разнообразных субсидий теперь было глубоко вовлечено в экономические дела. Но стимулирование экспорта, перенаправление ресурсов из старых отраслей в новые, поощрение приоритетных секторов, таких как сельское хозяйство или транспорт: все это требовало трансграничного сотрудничества. Ни одна из западноевропейских экономик не была самодостаточной.

Таким образом, эта тенденция к взаимовыгодной координации была обусловлена национальными интересами, а не целями Сообщества угля и стали Шумана, которое в те годы не имело отношения к выработке экономической политики. Та же забота о защите и поддержании национальных интересов, которая до 1939 года обращала европейские государства внутрь, теперь сблизила их. Устранение препятствий и уроки недавнего прошлого были, пожалуй, наиболее важными факторами, способствовавшими этим изменениям. Голландцы, например, были не совсем довольны перспективой высоких внешних тарифов ЕЭС, которые могли бы взвинтить местные цены, и, как и их бельгийские соседи, они беспокоились об отсутствии британцев. Но они не могли рисковать оказаться отрезанными от своих основных торговых партнеров.

Интересы Германии были неоднозначными. Как главный европейский экспортер, Германия была все больше заинтересована в свободной торговле в пределах Западной Европы, тем более, что немецкие производители потеряли важные рынки в Восточной Европе и не имели бывших колоний, которые они могли бы эксплуатировать. Но защищенный тарифами европейский таможенный союз, ограниченный шестью странами, не обязательно был рациональной политической целью Германии, как понимал Эрхард. Как и британцы, он и многие другие немцы, возможно, предпочли бы более широкую и свободную европейскую зону свободной торговли. Но в качестве принципа внешней политики Аденауэр никогда не порвал бы с Францией, как бы ни расходились их интересы. А потом встал вопрос о сельском хозяйстве.