После войны. История Европы с 1945 года

Моменты, имеющие большое культурное значение, часто оцениваются только в ретроспективе. Шестидесятые годы были другими: современники считали эти времена — и самих себя — беспрецедентно важными, и это было одной из особенностей той эпохи. Значительная часть шестидесятых прошла, если вспомнить песню британской группы «The Who», «в разговорах о моем поколении». Как мы увидим, это не было совершенно необоснованным беспокойством; но оно, как и следовало ожидать, привело к некоторым искажениям перспективы. 1960-е годы действительно были десятилетием необычайных последствий для современной Европы, но не все, что казалось важным в то время, оставило свой след в истории. Тенденция самовлюбленного иконоборчества — будь то в одежде или в идеях — иссякла очень быстро; зато действительно революционные изменения в политике и государственных делах, которые начались в конце 1960-х, набрали полные обороты лишь через несколько лет. И политическая география шестидесятых годов может ввести в заблуждение — самые важные события не всегда происходили в самых известных местах.

К середине 1960-х годов социальные последствия послевоенного демографического взрыва ощущались повсеместно. Европа, как казалось, была полна молодежи — во Франции к 1968 году к категории студенческого возраста, то есть от 16 до 24 лет, принадлежало восемь миллионов человек, что составляло 16,1% от общей численности населения страны. В прежние времена такой демографический взрыв создал бы огромную нагрузку на продовольственные ресурсы страны; и даже если бы людей можно было накормить, их перспективы на работу были бы мрачными. Но во времена экономического роста и процветания главная проблема, стоящая перед европейскими государствами, заключалась не в том, как накормить, одеть, обеспечить жильем и, в конечном счете, трудоустроить растущее число молодых людей, а как обеспечить их образованием.

До 1950-х годов большинство детей в Европе бросали школу после окончания начального образования, обычно в возрасте от 12 до 14 лет. Во многих странах не слишком придерживались требований относительно обязательного начального образования, введенных в конце XIX века; дети крестьян в Испании, Италии, Ирландии и докомунистической Восточной Европе обычно пропускали школу весной, летом и в начале осени. Среднее образование по-прежнему оставалось привилегией только среднего и высшего классов. В послевоенной Италии менее 5% населения окончили среднюю школу.

Чтобы изменить статистику будущего, а также в пределах более широкого цикла социальных реформ, правительства в послевоенной Европе ввели ряд масштабных образовательных изменений. В 1947 году в Великобритании школьный возраст был увеличен до 15 лет (а в 1972 году — до 16 лет). В Италии, где на практике большинство детей в первые послевоенные годы все еще покидали стены школы в возрасте 11 лет, в 1962 году школьный возраст был увеличен до 14-ти. В течение 1959-1969 годов количество итальянских детей, которые полноценно учились в школе, выросло вдвое. Во Франции, где в 1950 году насчитывалось всего 32 000 бакалавров (выпускников средней школы), в течение следующих двадцати лет их число увеличится более чем в пять раз: к 1970 году бакалавры составляли 20% лиц в соответствующей возрастной категории.

Эти изменения в области образования имели революционные последствия. До сих пор культурная линия разлома в большинстве европейских обществ проходила между теми — подавляющим большинством — кто бросил школу после того, как научился читать, писать, выполнять элементарные арифметические действия и изучил в общих чертах историю государства; и привилегированным меньшинством, которое оставалось в школе до 17 или 18 лет, было награждено высоко оцененным аттестатом об окончании средней школы и продолжило профессиональную подготовку или работу. Общеобразовательные средние школы, лицеи и гимназии Европы были прерогативой правящего класса. Отныне эти образовательные учреждения — преемники классических образовательных заведений, некогда закрытых для крестьян и городских бедняков, — распахнули свои двери широким кругам молодежи разного социального происхождения. По мере того, как все больше и больше детей поступали и проходили через систему средней школы, открывалась брешь между их миром и тем, который знали их родители.

Этот новый и совершенно беспрецедентный разрыв между поколениями сам по себе представлял собой фактическую социальную революцию, хотя последствия ее все еще ограничивались сферой семьи. Но пока десятки тысяч детей вливались в наскоро построенные средние школы, чем создавали необычайные нагрузки на материальную и финансовую ткань образовательной системы, предназначенной для совершенно других времен, планировщики уже начинали беспокоиться из-за того, что эти изменения означают для заведений, которые до сих пор были заповедными зонами еще более избранных кругов, — университетов.