После войны. История Европы с 1945 года

Если европейское государство не могло больше делать невозможное, одновременно обеспечивая полное трудоустройство, высокие реальные зарплаты и экономический рост, то неукоснительно должно было нарваться на гнев тех групп, которые чувствовали себя преданными. Как мы уже отмечали, инстинктивной реакцией политиков во всем мире было успокоить тревогу пролетариата мужского пола из числа «синих воротничков»: отчасти потому, что по ним это ударяло сильнее всего, но в основном потому, что в прошлом именно этот общественный слой был наиболее склонен к эффективным протестам. Но, как оказалось, реальное сопротивление возникло не оттуда. Оно происходило из обремененного тяжелыми налогами среднего класса, который составляли «белые воротнички», трудящиеся на государственной службе и в частном секторе, мелкие предприниматели и самозанятые, проблемы которых быстрее становились толчком к политической оппозиции.

В конце концов, больше преимуществ от современного государства благосостояния получали именно средние классы. Когда послевоенная система в 1970-х годах начала приходить в упадок, именно эти средние классы чувствовали себя не столько под угрозой, сколько обманутыми: инфляцией, субсидиями для обанкротившихся отраслей, финансируемыми за счет налогов и сокращением или ликвидацией государственных услуг для выполнения бюджетных и денежных ограничений. Как и ранее, вызванное инфляцией перераспределение ресурсов, которое было еще тяжелее из-за высокого налогообложения современного государства услуг, наиболее остро ощущалось гражданами среднего класса.

Именно средние классы также были больше всего обеспокоены проблемой "неуправляемости». Распространенный в 1970-х годах страх, что европейские демократии потеряли контроль над своей судьбой, проистекал из ряда источников. Во-первых, накопилась нервозность, спровоцированная иконоборческими восстаниями 1960-х годов; то, что казалось любопытным и даже захватывающим в атмосфере уверенности тех дней, теперь все больше и больше походило на предвестников неопределенности и анархии. Кроме того, были и другие основания для волнения, вызванные безработицей, инфляцией и кажущейся неспособностью правительств этому помочь.

Действительно, сам факт того, что европейские лидеры, казалось, потеряли контроль, сам по себе был источником общественного беспокойства, тем более, что политикам нравилось подчеркивать собственное бессилие. Денис Хили, канцлер казначейства в беспомощном лейбористском правительстве середины семидесятых, оплакивал миллиарды евродолларов, растекающихся по континенту, результат работы «безымянных людей, которым удалось накопить заоблачное количество свободных денег на еврорынках, чтобы спрятаться от правительственного контроля»». По иронии судьбы, собственная партия Хили пришла к власти в 1974 году из-за явной неспособности консерваторов унять общественное недовольство, только для того, чтобы в ближайшие годы оказаться обвиненной в аналогичном бессилии, и еще хуже.

В Британии даже мимоходом заговорили о неадекватности демократических институтов перед лицом современных кризисов, и в прессе появились некоторые спекуляции о преимуществах управления незаинтересованных внешних лиц или «корпоративных» коалиций «неполитических» экспертов. Подобно де Голлю (в мае 1968 года), некоторые высокопоставленные британские политические деятели в эти годы сочли разумным встретиться с полицейскими и военными лидерами, чтобы заручиться их поддержкой в случае общественных беспорядков. Даже в Скандинавии и Нидерландах, где легитимность представительных институтов никогда серьезно не подвергалась сомнению, беспорядок в мировой финансовой системе, очевидный развал послевоенной экономики и недовольство традиционных избирателей пошатнули легкомысленную самоуверенность послевоенного поколения.

За этими туманными муками сомнений и разочарования таилась очень реальная и, как тогда казалось, насущная угроза. С тех пор, как закончилась Вторая мировая война, Западную Европу не затрагивали гражданские конфликты, а тем более открытое насилие. По всей Восточной Европе, в европейских колониях в Азии, Африке и Южной Америке привлечение вооруженных сил приводило к человеческим жертвам. Несмотря на «холодную войну», в послевоенные десятилетия продолжалась упорная и жестокая борьба, в которой от Кореи до Конго погибли миллионы солдат и гражданских лиц. Даже в Соединенных Штатах произошло три политических убийства[307] и не один кровавый мятеж. Но Западная Европа была островком гражданского мира.