После войны. История Европы с 1945 года

Таким образом, британское правительство оказалось в ловушке. Сначала Лондон сочувственно относился к требованиям католиков, но после убийства британского солдата в феврале 1971 года правительство ввело практику интернирования без суда и следствия, и ситуация быстро ухудшилась. В январе 1972 года, в «Кровавое воскресенье», британские десантники убили тринадцать мирных жителей на улицах Дерри. В том же году 146 сотрудников сил безопасности и 321 гражданское лицо были убиты в Ольстере, и почти пять тысяч человек получили ранения. Поддерживаемая новым поколением мучеников и упрямством своих противников, «Временная» ИРА развернула кампанию, которой суждено было стать тридцатилетней, в ходе которой она осуществляла теракты, убивала и калечила солдат и мирных жителей в Северной Ирландии и в других частях Британии. Она предприняла, по крайней мере, одну попытку убить премьер-министра Великобритании[315]. Даже если британские власти и хотели уйти из Северной Ирландии (и немало избирателей из Англии, Шотландии и Уэльса их бы в этом поддержали), то не могли этого сделать. Как показал референдум, проведенный в марте 1973 года, а также более поздние опросы, абсолютное большинство жителей Северной Ирландии хотели сохранить связи с Британией.[316]

Кампания ИРА не объединила Ирландию и не заставила Британию уйти из Ольстера. Это также не дестабилизировало британскую политику, хотя убийства политиков и общественных деятелей (в частности, лорда Маунтбеттена, бывшего вице-короля Индии и крестного отца принца Уэльского) по-настоящему шокировали общественность по обе стороны Ирландского моря. Однако ирландский конфликт (который получил название «Смута») еще более омрачил и так депрессивное для британского общества десятилетие, а также способствовал распространению тезиса о «неуправляемости» и конце беззаботного оптимизма 1960-х годов. К тому моменту, когда «Временная» ИРА и протестантские военизированные группировки, появившиеся в ответ, наконец сели за стол переговоров, чтобы договориться о таких конституционных изменениях, которые британское правительство и так было готово позволить чуть ли не от самого начала, погибло 1800 человек, а у каждого пятого жителя Ольстера в ходе боевых действий был убит или ранен член семьи. На этом фоне другие «патологии» Европы 1970-х годов действительно были незначительными, хотя и способствовали распространению атмосферы беспокойства. Самозванцы «Бригады гнева»[317], которые якобы выступали от имени униженных безработных, в 1971 году разбрасывали по Лондону взрывчатку. Франкоязычные сепаратисты швейцарского кантона Юра, копируя тактику ирландцев, в 1974 году сопротивлялись принудительной интеграции территории в (немецкоязычный) кантон Берн. Толпы бунтарей в Ливерпуле, Бристоле и лондонском районе Брикстон устраивали в стычки с полицией за контроль над опасными городскими трущобами.

В том или ином проявлении все эти протесты и акции, как я уже замечал, не были политической аномалией. Даже приобретая радикальную форму, они имели знакомые цели и соответствующую тактику. Они прекратили бы свое существование, если бы им удалось чего-то достичь, — по крайней мере, так они утверждали. ЭТА, ИРА и их подражатели были террористическими организациями, но они не были иррациональными. В свое время большинство из них закончили тем, что вступили в переговоры со своими врагами в надежде хотя бы частично достичь своих целей. Но такие соображения никогда не интересовали главных героев второго жестокого вызова времени.

В большинстве стран Западной Европы теоретические построения радикалов 1960-х годов развеялись без видимых последствий. Но в двух странах они получили развитие, превратившись в агрессивный психоз. Незначительное меньшинство бывших студентов-радикалов, опьяненных собственными толкованиями марксистской диалектики, принялось «разоблачать истинное лицо» толерантности в западных демократиях. Если на капиталистический парламентский режим нажать должной мере, рассуждали они, он сбросит маску добропорядочности и покажет свое истинное лицо. А пролетариат, до сих пор «отчужденный от своих интересов» и жертва «ложного осознания» своего положения, узнает правду о своих угнетателях и займет подобающее ему место на баррикадах классового противостояния.