После войны. История Европы с 1945 года

В пределах максимум одного поколения Французская и Итальянская коммунистические партии или оборвут связи с Москвой, или скатятся в небытие.

Денис Хили (1957)

С этим Договором не теряется ничего, что и так давно не было проиграно.

Канцлер Вилли Брандт, август 1970 года

Когда два государства стремятся установить лучшие отношения, они часто достигают наивысшей общей банальности.

Тимоти Гартон Эш

В 1970-х годах политический ландшафт Западной Европы начал разрушаться и распадаться на куски. После завершения Первой мировой войны традиционная политика делилась на две политические «семьи» — левую и правую, которые, со своей стороны, состояли из «умеренных» и «радикалов». С 1945 года обе стороны еще больше приблизились друг к другу, но тенденция в целом не изменилась. Спектр политических опций, которые имели европейские избиратели в 1970 году, был аналогичен тому, что и у их дедушек и бабушек.

Живучесть европейских политических партий объяснялась удивительным постоянством в экологии электората. Выбор между лейбористами и консерваторами в Великобритании или между социал-демократами и христианскими демократами в Западной Германии больше не обусловливался глубокими разногласиями в том или ином вопросе, и тем более не убеждениями относительно «стиля жизни», как это стали называть. В большинстве стран политический выбор отражал древние электоральные традиции, которые переходили из поколения в поколение и, скорее определялись классом, религией и местом происхождения избирателя, чем партийной программой. Мужчины и женщины голосовали так, как голосовали их родители, в зависимости от того, где они жили, где работали, и сколько зарабатывали.

Но под поверхностью этого кажущегося постоянства в политической социологии европейских избирателей происходил тектонический сдвиг. Монолитный голос белого рабочего класса мужского пола — основной избирательной базы коммунистов и социалистов во всех странах — затрещал и раскололся. Во многом таким же образом на «идеально-типичного» консервативного избирателя — пожилую прихожанку местной церкви — тоже уже нельзя было рассчитывать, как на безусловный голос в поддержку христианско-демократических или консервативных партий. Эти партии продолжали существовать, но большинство населения уже не голосовало в соответствии с избирательной традицией. Почему?

Во-первых, социальная и географическая мобильность в течение послевоенных десятилетий почти до неузнаваемости размыла привычные социальные категории. Блок христианских избирателей в сельских районах западной Франции или небольших городах Венето, промышленных зонах южной Бельгии или северной Англии, теперь был расколот и раздроблен. Мужчины и женщины уже жили не там, где родились, и работали не там, где их родители. Не удивительно, что и на мир они смотрели совершенно иначе, а эти изменения, хоть и не сразу, но начали сказываться на их политических предпочтениях.

Во-вторых, процветание и социальные реформы шестидесятых и начала семидесятых годов фактически исчерпали программы и концепции традиционных партий. Сам их успех лишил политиков, как умеренных левых, так и правых надежной повестки дня, особенно после череды либеральных реформ шестидесятых годов. Институты самого государства не подвергались сомнению, как и общие цели экономической политики. Оставалось лишь наладить трудовые отношения, принять законодательство о борьбе с дискриминацией в сфере жилья и занятости, расширить образовательные учреждения и тому подобное: серьезное общественное дело, но вряд ли оно станет предметом серьезных политических дебатов.