После войны. История Европы с 1945 года

«Зеленые» имели немного лучший результат в Швеции, где они наконец вошли в парламент в 1988 году, и в Финляндии, где отдельные экологи сначала победили на выборах в 1987 году, а только в следующем году, создали Ассоциацию зеленых — партию, сосредоточенную на проблемах окружающей среды. Пожалуй, не удивительно, что финские «зеленые» имели гораздо большую поддержку на зажиточном, городском, юге страны, чем в бедных сельских центральных и северных частях. Однако Финляндия и Швеция были исключениями: пацифисты, феминистки, борцы за окружающую среду, инвалиды и другие монотематические активисты были так уверены в общей поддержке своих требований со стороны культурной среды, что могли позволить себе отколоться от мейнстрима и рискнуть разделить своих сторонников, не ставя под угрозу ни правительственное большинство, ни реализацию собственных целей.

Как мы видели, монотематические партии часто появлялись в результате кризиса, скандала или непопулярного проекта: к примеру, в Австрии борцы за окружающую среду своим подъемом — по крайней мере в той степени, в которой они превратились в национальную силу, — были обязаны острому противостоянию с властью относительно планов строительства гидроэлектростанции в заболоченном лесу в Хайнбурга в Восточной Австрии. Дело зеленых получило мощный импульс в результате последовавшей конфронтации между коалиционным правительством во главе с социалистами и активистами-экологами: и хотя правительство впоследствии отступило, инцидент привел к резкому росту поддержки зеленых со стороны разочарованных избирателей-социалистов, особенно среди интеллектуалов и либеральных профессионалов.

Распространение партий и программ с одним вопросом и их неуклонное внедрение в основную общественную жизнь сказалось, в частности, на традиционных организациях левых. Коммунистические партии в Западной Европе, подорванные неуклонной эрозией их пролетарского электората и дискредитированные вторжением в Чехословакию, были наиболее уязвимы. Во главе французской Компартии стояли почти неисправимые сталинисты, которые никогда по-настоящему не дистанцировались от событий 1956 года, тем более от событий 1968 года. Консервативная и подозрительная в отношении любой темы или лица, которые она не могла подчинить и контролировать, партия не прекращала терять голоса во время каждых выборов: после послевоенного пика в 28% в 1946 году, ее поддержка снизилась до 18,6% в 1977-м, а потом стремительно упала до менее чем 10% на выборах в 1980-х годах.

У итальянских коммунистов дела обстояли значительно лучше. В то время, как французская коммунистическая верхушка была почти без исключения посредственной и непривлекательной, о чем свидетельствовало рабское подражание во всем советскому примеру, Итальянской коммунистической партии везло на умных и даже харизматичных лидеров, от Пальмиро Тольятти до Энрико Берлингуэра (секретаря партии с 1972 года до своей ранней смерти в возрасте 62 лет в 1984-м). Обе партии, как и остальные коммунистических организаций, критически зависели от советского финансирования: за 1971-1990 годов французские коммунисты получили от советских спецслужб 50 миллионов долларов, а итальянские — 47 миллионов[336]. Но итальянцы, по крайней мере, выражали публичное несогласие с вопиющими действиями Советов, в том числе с вторжением в Чехословакию.

Относительная автономия итальянских коммунистов была дополнена решением Берлингуэра в 1973 году посвятить деятельность партии защите итальянской демократии, даже если это означало отказ от ее прямой оппозиции христианским демократам: это был так называемый «исторический компромисс». Этот сдвиг отчасти был вызван шоком от государственного переворота 1973 года в Чили[337], который убедил Берлингуэра и других коммунистических интеллектуалов в том, что, даже если коммунисты получат парламентское большинство, им никогда не позволят — американцы или их союзники в итальянских военных, деловых и церковных кругах — сформировать собственное правительство. Но это также была реакция, как мы видели в предыдущей главе, на вполне реальную угрозу самой итальянской демократии со стороны террористов справа и слева, для которых Коммунистическая партия была таким же врагом, как и итальянское государство.

Эти изменения принесли временные электоральные дивиденды. Электорат коммунистов в Италии неуклонно рос — с 6,7 миллиона голосов на выборах 1958 года до 9 миллионов в 1972 году и достиг пика четыре года спустя, на выборах в июне 1976 года, когда ИКП собрала 12,6 миллиона голосов и 228 мест в парламенте. Набрав 34,4% голосов, она отстала всего на четыре процентных пункта и 34 места от правящих христианских демократов, что является беспрецедентным показателем для западной коммунистической партии. ИКП предприняла убедительную попытку представить себя «системной» партией, возможно, даже (как опасались Генри Киссинджер[338] и многие иностранные наблюдатели) альтернативным правительством в ожидании.[339]