После войны. История Европы с 1945 года

На это было несколько причин. Одна, о которой мы уже упоминали, состояла в том, что, в Испании сильно отставало политическое государство, а не общество в целом. Экономическое развитие последнего десятилетия правления Франко и вызванная им широкомасштабная социальная и географическая мобильность означали, что повседневная жизнь и ожидания в Испании изменились гораздо больше, чем предполагали сторонние наблюдатели, которые все еще смотрели на страну через призму 1936-56 годов. Молодым людям в Средиземноморской Европе не составляло труда адаптироваться к социальным порядкам, давно знакомым дальше на север; действительно, они уже делали это и до политических революций. Им не терпелось избавиться от ограничений предыдущей эпохи, и они не скрывали скепсиса относительно политической риторики левых или правых, а старые привязанности их не интересовали. Посетители Лиссабона или Мадрида в постпереходные годы неизменно удивлялись отсутствием каких-либо упоминаний о недавнем прошлом, будь то в политике или культуре.[365]

То, что 1930-е вскоре должны были потерять актуальность, пророчески изобразил Ален Рене в «Война закончилась» — печальном элегическом фильме 1966 года. В нем испанский коммунист-эмигрант тайно приезжает из Парижа в Мадрид, отважно провозит революционную литературу и планы «рабочего восстания», которое, как он знает, никогда не произойдет. «Разве вы не понимаете? — пытается он объяснить своим партийным руководителям в Париже, которые мечтают о возрождении надежд 1936 года. — Испания стала лирическим прибежищем левых, мифом ветеранов прошлых войн. Тем временем в Испанию ежегодно приезжают в отпуск 14 миллионов туристов. Реальность мира против нас». Неслучайно сценарий к фильму написал Хорхе Семпрун, который на протяжении многих лет сам был активным испанским коммунистом, пока не вышел из партии, разочарованный ее ностальгической зашореностью.

К началу восьмидесятых нежелание молодых испанцев зацикливаться на недавнем прошлом не вызывало сомнений и проявлялось, в частности, демонстративном отказе от старых норм общественного поведения: в речи, в одежде и особенно в сексуальных нравах. Популярные фильмы Педро Альмодовара предлагают своего рода сознательную инверсию пятидесяти лет затхлого авторитарного правления, упражнение в новых контркультурных условностях. Эти ленты содержат хитрый экзистенциальный поворот выбранной тематики, а говорится в них обычно о смущенных молодых женщинах в сексуально наэлектризованной обстановке. В кинофильме «Пепи, Люси, Бом и остальные девушки» (1980), который вышел лишь через три года после первых демократических выборов в стране, персонажи многозначительно смеются над «общими эрекциями[366]» и «войной эротизма, которая нас поглощает».

Тем более иронично, что эти изменения стали возможными не благодаря культурным или политическим радикалам и новаторам, а благодаря консервативным государственным деятелям, которые сами происходили из старого режима. Константинос Караманлис, Антониу де Спинола и Адольфо Суарес — как и Михаил Горбачев несколько лет спустя — были характерными продуктами системы, которую они помогли демонтировать. Правда, Караманлис был в изгнании во время правления полковников; но он был ярым узколобым националистом, как и все остальные, и, кроме того, он нес прямую ответственность за фальсификацию выборов в Греции 1961 года, которые сыграли столь важную роль в дискредитации послевоенной системы и приведении армии к власти.

Но этим людям доверяли их избиратели. Именно это и позволило им демонтировать те авторитарные институты, которым они когда-то верно служили. Им на смену пришли социалисты — Суареш, Гонсалес, Папандреу, — которые убедительно заверили своих сторонников в непоколебимом радикализме, проводя при этом умеренную и часто непопулярную экономическую политику, навязанную им обстоятельствами. По словам одного известного испанского эксперта, ради преобразований «франкисты должны были притвориться, что они никогда не были франкистами, а левые конъюнктурщики — что они все еще привержены левым принципам».

Таким образом, обстоятельства времени заставили многих буквально за один день отречься от давних принципов и позиций. Знакомый душок благоразумно нарушенных обещаний и удобно измененных воспоминаний, которым в те годы пропиталась общественная жизнь Средиземноморья, в определенной степени объясняет скепсис и аполитичность, присущие новому поколению во всех трех странах. Но тех, кто верно и неотступно продолжал исполнять старые обязанности, от коммунистов до фалангистов, события выталкивали на обочину. Постоянство не могла заменить актуальности.