Чем больше оно росло, тем труднее становилось управлять Европейским сообществом. Требование единогласия в межправительственном Совете министров приводило к бесконечным дебатам. На принятие решений могли уйти годы — для того чтобы в кабинетах Совета родилась одна директива по определению и регламентации минеральной воды, понадобилось одиннадцать лет. Надо было что-то делать. Уже давно существовало единодушное мнение, что европейский «проект» требует формулировки цели и вливания энергии: конференция в Гааге, которая состоялась в 1969 году, была первой из ряда встреч, призванных «перезапустить» Европу, а личная дружба между президентом Франции д'Эстеном и канцлером Германии Шмидтом в 1975-1981 годах благоприятствовала такой повестке дня.
Но было легче продвигаться за счет негативной экономической интеграции — снятия тарифов и торговых ограничений, субсидирования неблагополучных регионов и секторов — чем договариваться о целенаправленных критериях, требующих позитивных политических действий. Причина была достаточно проста. До тех пор, пока будет достаточно наличных средств, экономическое сотрудничество может быть представлено как чистая выгода для всех сторон; в то время как любое политическое движение в направлении европейской интеграции или координации косвенно угрожает национальной экономике и ограничивает внутреннюю политическую инициативу. Только когда могущественные лидеры доминирующих государств по своим собственным причинам согласятся работать вместе для достижения какой-то общей цели, могут произойти изменения.
Таким образом, именно Вилли Брандт и Жорж Помпиду запустили первую систему валютной координации, «валютную змею»; Гельмут Шмидт и Жискар д'Эстен развили ее в Европейскую валютную систему (ЕВС); а Гельмут Коль и Франсуа Миттеран, их преемники, стали вдохновителями Маастрихтского договора 1992 года, который дал рождение Европейскому Союзу. Именно д'Эстен и Шмидт также изобрели «дипломатию на высшем уровне» как способ обойти препятствия громоздкой наднациональной бюрократии в Брюсселе — еще одно напоминание о том, что, как и в прошлом, франко-германское сотрудничество было необходимым условием для объединения Западной Европы.
Толчком для франко-германских действий в 1970-х было экономические беспокойство. Европейская экономика росла в лучшем случае медленно, инфляция была хронической, а неуверенность, которую породил коллапс Бреттон-Вудской системы, означала, что курсы валют неустойчивы и непредсказуемы. «Валютная змея», ЕВС и экю были не лучшими решениями из-за своего регионального характера, постепенно заменяя доллар немецкой маркой в качестве стабильной валюты для европейских банкиров и рынков. Несколько лет спустя замена национальных валют евро, несмотря на все ее разрушительные символические последствия, стала логичным следующим шагом. Таким образом, окончательное появление единой европейской валюты стало результатом прагматичных ответов на экономические проблемы, а не шагами продуманной стратегии на пути к заранее определенной европейской цели.
Тем не менее, убедив многих наблюдателей — особенно до сих пор скептически настроенных социал-демократов — в том, что экономическое восстановление и процветание больше не могут быть достигнуты только усилиями на национальном уровне, успешное валютное сотрудничество западноевропейских государств послужило неожиданным шагом к другим формам коллективных действий. Поскольку ни одна влиятельная группа интересов не высказывала принципиального возражения, главы государств и правительств Сообщества в 1983 году подписали Торжественную декларацию, в которой обязались в будущем основать Европейский Союз. Точные очертания такого Союза позднее были определены во время переговоров относительно Единого европейского акта (ЕЕА), который был принят Европейским советом в декабре 1985 года и вступил в силу в июле 1987 года.
ЕЕА стал первым значимым пересмотром первоначального Римского договора. Статья первая довольно четко провозглашала, что «европейское сообщество и европейское политическое сотрудничество должны поставить себе цель совместно содействовать достижению конкретного прогресса в вопросе европейского единства». И заменив «Сообщество» на «Союз» лидеры двенадцати государств-членов сделали решающий принципиальный шаг вперед. Но подписавшие стороны избежали или отложили все действительно спорные дела, особенно растущее бремя сельскохозяйственного бюджета Союза. Они также осторожно обходили досадное отсутствие какой-либо общей европейской политики в области обороны и иностранных дел. В разгар новой «холодной войны» 1980-х годов и накануне решающих событий, которые разворачивались в нескольких десятках километров восточнее, государства — члены Европейского Союза были решительно сосредоточены на внутренних вопросах, прежде всего на совместном рынке, который охватывал более 300 миллионов человек.