После войны. История Европы с 1945 года

В конце концов, Испания, Португалия и Греция смогли почти без усилий вернуться на «Запад», несмотря на их добровольную политическую изоляцию, потому что их внешняя политика всегда была совместимой — даже согласованной с политикой государств НАТО или ЕЭС. Институты холодной войны, не говоря уже об общем антикоммунизме, способствовали расширению связей и сотрудничества между плюралистическими демократиями и военными или клерикалистскими диктатурами. После многих лет встреч, переговоров, планирования или просто улаживания различных дел с невыборными лидерами стран Средиземноморья, северные американцы и западные европейцы давно перестали громко возмущаться внутренней ситуацией в Мадриде, Афинах и Лиссабоне.

Для большинства наблюдателей, в том числе многих критиков внутри этих стран, неприглядные режимы Южной Европы были не столько морально несостоятельными, сколько институционально устаревшими. И, конечно, их экономика в основных отношениях была похожа на экономику других западных стран и уже хорошо интегрирована в международные рынки денег, товаров и рабочей силы. Даже Португалия Салазара была узнаваемой частью международной системы капитализма — хотя и не без проблем. Образованный средний класс, особенно в Испании, в своих стремлениях равнялся на менеджеров, бизнесменов, инженеров, политиков и государственных служащих из Франции, Италии или Британии не меньше, чем в моде. Несмотря на всю отсталость, общества европейского Средиземноморья уже принадлежали к миру, к которому теперь стремились присоединиться на равных условиях, и отход от авторитаризма только способствовал этому процессу. Их элиты, которые ранее решительно смотрели в прошлое, теперь развернули взгляд на север. Оказалось, что география победила историю.

Между 1973 и 1986 годами Европейское сообщество пережило один из своих периодических всплесков активности и экспансии, то, что один историк назвал «последовательностью нерегулярных больших взрывов». Президент Франции Жорж Помпиду, которого смерть де Голля освободила от давления неодобрения со стороны патрона, и который, как мы помним, был весьма обеспокоен стратегическими последствиями Новой восточной политики Вилли Брандта, четко дал понять, что он будет приветствовать членство Великобритании в Европейском сообществе. В январе 1972 года в Брюсселе Сообщество одобрило присоединение к нему Британии, Ирландии, Дании и Норвегии, которое вступило в силу через год.

Успешная заявка на членство Британии стала результатом работы премьер-министра консерватора Эдварда Хита, единственного британского политического лидера со времен Второй мировой войны, который недвусмысленно и горячо поддерживал то, чтобы связать судьбу своей страны с ее континентальными соседями. Когда Лейбористская партия в 1974 году вернулась к власти и провела референдум по членству Британии в Сообществе, население проголосовало «за» в соотношении 17,3 миллиона против 8,4 миллиона. Но даже Хит не мог заставить британцев, а особенно англичан, «чувствовать себя» европейцами, и значительная часть избирателей как справа, так и слева, продолжали сомневаться в преимуществах бытия «в Европе». Тем временем норвежцы были абсолютно убеждены, что им лучше быть отдельно: на референдуме в сентябре 1972 года 54% населения страны отвергли членство в Европейском сообществе и избрали взамен ограниченное соглашение о свободной торговле с Сообществом. Двадцать два года спустя это решение было подтверждено во время голосования с почти идентичными результатами[367].

Членство Британии в Сообществе в более поздние годы оказалось неоднозначным — премьер-министр Маргарет Тэтчер высказывалась против новых проектов все более тесного союза и требовала, чтобы Британии возместили ее «переплату» в общий бюджет. Но в семидесятые годы у Лондона были свои собственные проблемы, и, несмотря на инфляционное влияние членства, он был рад стать частью торговой зоны, которая в настоящее время обеспечивает треть внутренних инвестиций Великобритании. Первые прямые выборы в новый Европейский парламент были проведены в 1979 году — до этого членов европейского законодательного органа, заседавших в Страсбурге, выбирали соответствующие национальные законодательные органы, — но не вызвали большого интереса у населения. В Великобритании явка была предсказуемо низкой, всего 31,6%; но тогда она не была особенно высокой в других местах — во Франции только трое из пяти избирателей потрудились проголосовать, в Нидерландах еще меньше.