После войны. История Европы с 1945 года

Все (или почти все) оказалось в списке на продажу. В первом раунде были приватизированы более мелкие фирмы и подразделения, в основном в обрабатывающей промышленности, в которых государство имело частичный или контрольный пакет акций. После них настала очередь тех монополий, которые до того времени считали «естественными» — вроде телекоммуникационных сетей, энергетических услуг и авиационного транспорта, начиная с продажи British Telecom в 1984 году. Правительство также продало большую часть послевоенной жилой недвижимости — сначала тем, кто на то время в ней жил, но в конечном итоге всем желающим. В течение 1984-1991 годов треть всех приватизированных активов в мире (по стоимости) приходился только на продажи в Великобритании.

Несмотря на этот очевидный демонтаж государственного сектора, доля ВВП, которую поглощали государственные расходы, несмотря на обещания Тэтчер «снять государство с народной шеи», в 1988 году оставалась практически такой же (41,7%), как и десять лет назад (42,5%). Так произошло потому, что консервативному правительству пришлось выплачивать беспрецедентные суммы в виде пособия по безработице. «Скандально» высокое количество безработных (1,6 миллиона), которое так ударило по репутации правительства Каллагана в 1977 году, в 1985-м превратилось в 3,25 миллиона и на протяжении всего времени, которое миссис Тэтчер находилась у власти, оставалось одним из самых высоких в Европе.

Многие из тех, кто потерял работу в неэффективных (и ранее субсидируемых государством) отраслях промышленности, таких как сталелитейная, угледобывающая, текстильная и судостроительная, никогда больше не найдут работу, став пожизненными иждивенцами государства. Если их бывшие работодатели, в некоторых случаях (в частности, в металлургической промышленности), превращались в доходные частные компании, то не столько благодаря чуду частной собственности, сколько потому, что правительство Маргарет Тэтчер избавило их от высоких постоянных затрат на рабочую силу, «социализировав» расходы на лишних работников в форме субсидируемой государством безработицы.

Нужно кое-что уточнить относительно приватизации некоторых государственных отраслей и услуг. На протяжении многих лет ключевые экономические активы находились в государственной собственности, одновременно инвестициям или обновлению не уделяли особого внимания. Им не хватало финансирования, качество работы не зависело ни от давления конкурентов, ни потребителей, а их руководство страдало от бюрократической инертности и политического вмешательства.[376]

Благодаря миссис Тэтчер в Британии возник гораздо больший рынок товаров, услуг и, наконец, рабочей силы. Выбора и ценового предложения стало больше (хотя на последнее понадобилось больше времени, а результат был неидеальным). Благодаря миссис Тэтчер в Британии возник гораздо больший рынок товаров, услуг и, наконец, рабочей силы. Выбора и ценового предложения стало больше (хотя на последний понадобилось больше времени, а результат был неидеальным). Когда преемник Тэтчер Джон Мейджор вывел Британию за пределы «социального положения» Договора о Европейском Союзе, Жак Делор обвинил его в том, что он превратил Соединенное Королевство в «рай для иностранных инвестиций» — сторонники политики Тэтчер обоснованно и с радостью признали бы себя виновными в таком обвинении.

Итак, с точки зрения экономики Великобритания при Тэтчер стала более эффективной. Но как общество она потерпела поражение, что повлекло длительные и катастрофические последствия. За пренебрежение коллективным владением ресурсами и их тотальное искоренение, страстным отстаиванием этики индивидуализма, которая презирала любое благо, которое нельзя было измерить количественно, Маргарет Тэтчер нанесла серьезный вред структуре британской общественной жизни. Граждане превратились в акционеров, или «заинтересованных лиц», их отношения друг к другу и к коллективу измерялись активами и требованиями, а не услугами или обязательствами. Когда все, начиная от автобусных компаний и заканчивая электроснабжением, оказалось в руках конкурирующих частных компаний, общественное пространство превратилось в рынок.