После войны. История Европы с 1945 года

Во-вторых, к продаже государственных активов правительства подталкивала насущная экономическая потребность. Под давлением инфляции, нефтяного кризиса 1979-1980 годов, больших годовых дефицитов и роста правительственной задолженности министры финансов считали продажу государственных активов вдвойне выгодным делом. Государство могло сбросить балласт убыточных промышленных отраслей или предприятий, которые предоставляли услуги; а средства, полученные таким образом, помогали сбалансировать бюджет, по крайней мере, однократно. Даже если предприятие частично находилось в государственной собственности (государство обычно оставляло себе неприбыльные части, которые не интересовали частных покупателей), денежные поступления от продажи акций можно было направить на будущие инвестиции. По этой причине даже многие из управленцев государственного сектора, которым давно надоело то, что их прибыли используют, чтобы покрыть государственный бюджетный дефицит, были активными сторонниками таких частичных продаж.

Форма и мера государственной собственности и контроля в европейских странах существенно отличались. Государственная доля в промышленности была наименьшей в Нидерландах, Дании и Швеции, а наибольшей — в Италии, Франции, Испании и Австрии. За исключением сферы здравоохранения и социальных услуг, доля рабочей силы, которая в начале 1980-х напрямую работала на государство, колебалась от 15% в Западной Германии до 28% в Италии и почти каждого третьего в Австрии. В некоторых странах — в Австрии, Испании и Италии — государственный сектор был представлен огромными промышленными холдингами, крупнейшим из которых был IRI.

В других странах интересы государства фильтровались через Национальный инвестиционный банк и и Промышленный гарантийный фонд — как в Нидерландах — или его бельгийский аналог, Национальный инвестиционный фонд. Только сталелитейная промышленность поддерживалась самыми разнообразными способами: в Великобритании казначейство обычно списывало долги государственных компаний; во Франции правительство предоставляло займы по низким процентным ставкам и осуществляло политические вмешательства, чтобы поддержать местных производителей в условиях иностранной конкуренцией; в Западной Германии производители стали из частного сектора получали прямые денежные субсидии.

Учитывая такие национальные различия, формы приватизации в Европе, конечно, также значительно отличались. Однако в каждом случае они влекли за собой некоторый элемент дерегулирования, либерализацию рынков и внедрение новых финансовых инструментов для облегчения продажи и перепродажи акций частично или полностью приватизированных компаний. В Западной Германии, где основные экспортные отрасли (автомобилестроение, машиностроение, химические и электронные компании) уже находились в частных руках, препятствием для эффективности и конкуренции был не государственный контроль, а скорее высокие постоянные издержки и регулирование рынка труда. Приватизация в Германии, когда она началась, была в первую очередь обязанностью Treuhandgesellschaft, государственной корпорации, созданной в 1990 году для распоряжения бывшими восточногерманскими государственными предприятиями.[385]

В Италии главным камнем преткновения на пути к приватизации были корыстные интересы, но не государства, а политических партий. К примеру, христианские демократы и социалисты использовали государственный сектор и публичные холдинговые компании, чтобы вознаграждать коллег и подкупать сторонников, предоставляя им государственные контракты на неконкурентных началах и затягивая их в sottogoverno — подковерную систему власти, которая лежала в основе их господства. Однако вопреки этому мощному неблагоприятному фактору итальянский частный сектор в то время стабильно рос, особенно — производственные предприятия с менее чем сотней работников, таких в Италии было значительно больше, чем в Британии, Франции или Германии.

Уже в 1976 году Конституционный суд прекратил монополию RAI, государственных радио- и телевизионных сетей. Несколько лет спустя Alfa Romeo, на тот момент все еще работавшая под эгидой публичной холдинговой компании, была «передана» FIAT. В течение шести лет крупные холдинговые компании — IRI, INA, ENI и ENEL[386] — были преобразованы в публичные акционерные общества. Сами по себе они не представляли никакой ценности — как раз наоборот: в 1984 году IRI теряла 4,5 миллиона лир в год на каждого из своих 500 000 сотрудников. Но они могли выдавать облигации, которые можно было обменять на акции в подконтрольных им компаниях, теперь стоявшие в очереди на приватизацию.