После войны. История Европы с 1945 года

Для диссидентов, таких как Харасти или Адам Михник в Польше, чье эссе 1976 года «Новый эволюционизм» изложило большую часть стратегии польской оппозиции в ближайшие годы, это был радикальный отход от их юношеского увлечения марксизмом и его социально-экономическими приоритетами. Для тех, кто никогда и близко не вступал в марксистские дискуссии, как Вацлав Гавел, изменения происходили значительно легче. Сын богатого пражского бизнесмена, семья которого была обездолена коммунистическим правительством после 1948 года, Гавел не разделял юношеского революционного энтузиазма своих восторженных современников и не принимал активного участия в их реформистских усилиях до 1968 года. Отношения Гавела с коммунистическими властями всегда были антагонистическими, во многом благодаря его буржуазному происхождению, однако никогда не были политическими.

В течение семидесятых и восьмидесятых годов, когда он подвергался преследованиям, арестам и в конечном итоге был заключен в тюрьму за свою деятельность, Гавел превратился в значительную политическую фигуру. Но его «послания» оставались решительно неполитическими. Суть, настаивал он, не в том, чтобы спорить с теми, кто у власти. И даже не в том, чтобы говорить правду, хотя для режима, основанного на лжи, это было важно. Единственное, что имело смысл в обстоятельствах того времени, писал он, было «жить по правде», Все остальное было компромиссом: «Сам факт создания политической группировки заставляет начинать игру во власть, тогда как на первом месте должна быть правда».

Цель, как объяснил Гавел в эссе 1984 года, посвященном целям и тактике хрупкой интеллектуальной оппозиции Чехословакии, должна состоять в том, чтобы действовать самостоятельно, независимо от того, что режим пытается вам навязать; жить так, как будто вы действительно свободны. Как хорошо понимал Гавел, это вряд ли могло быть рецептом для большинства людей: «Наверное, в современном мире этот метод непрактичен и его сложно применить в повседневной жизни. Впрочем, лучшей альтернативы я не знаю».

Гавел не был первым, кто отстаивал такую позицию, даже в более поздние времена. Еще когда Людвик Вацулик [395] выступал на IV съезде Союза писателей Чехословакии в июне 1967 года, он также советовал подобную стратегию «как будто»-поведения своим коллегам. Мы должны, сказал он, «играть в граждан... произносить речи, будто мы взрослые и юридически независимые». Но в более оптимистичной атмосфере шестидесятых годов Вацулик и другие все еще могли надеяться на определенную уступчивость и открытость со стороны властей. К тому времени, когда Михник или Гавел выдвигали подобные аргументы, обстоятельства изменились. Смысл был не в том, чтобы советовать правительству, как править, а в том, чтобы показать нации — собственным примером, как можно жить.

В условиях семидесятых годов идея о том, что восточноевропейские интеллектуалы могли «подсказать нации», как ей следует себя вести, казалась довольно-таки амбициозной — большинство интеллектуалов были не в состоянии предложить что-либо даже друг другу, и тем более своим согражданам в целом. Интеллигенция в Венгрии и Польше особенно, была в значительной степени не осведомлена об условиях и взглядах в промышленных центрах, и еще более оторвана от мира крестьянства. Действительно, можно сказать, что благодаря коммунизму — политической системе, которая, по словам венгерских диссидентов Ивана Селеньи и Дьердя Конрада, вывела «интеллектуалов на путь классовой власти», — старое центральноевропейское различие между «интеллигенцией» и «народом» (более применимое в аристократических обществах, таких как Венгрия и Польша, чем в плебейских, таких как Чехословакия, но искусственно введенное даже там после 1948 года) всплыло в острой форме.

Первыми ликвидировали это разделение поляки. В 1976 году, после ряда забастовок в знак протеста против резкого роста цен на продукты питания, режим дал жесткий отпор: рабочих промышленных городов Урсус и Радом били и арестовывали. На этот раз Яцек Куронь с несколькими единомышленниками отреагировали совсем не так, как за несколько лет до того, когда рабочие и интеллектуалы относились к протестам друг друга со взаимным безразличием: в сентябре 1976 года они объявили о создании Комитета защиты рабочих (KOR). Целью KOR, а также Комитета защиты прав человека и гражданина, основанного несколько месяцев спустя, было обнародование посягательств на гражданские свободы трудящихся, оказание помощи в их правовой защите и формирование общего фронта. Через три года, в декабре 1979-го, идейные лидеры KOR — евреи, католики, бывшие коммунисты и не только, написали и опубликовали «Хартию прав трудящихся».