Поэтому Рудольф Баро, которого после многих лет преследований в 1979 году депортировали на Запад, был самым известным благодаря своему эссе «Альтернатива», содержавший неприкрыто марксистский анализ «настоящего воплощенного социализма». Роберт Хавеманн[401]
, старый коммунист, которого в те годы отдали под суд и оштрафовали за то, что он вступился за популярного певца Вольфа Бирманна (которого выслали на Запад в 1976 году), осудил правящую партию не за злоупотребление правами, а за предательство ее идеалов и поощрение массового потребления и частной собственности на потребительские товары. Вольфганг Харих, ведущая фигура в философских кругах ГДР и давний критик «бюрократических» отклонений режима, так же горячо выступал против «иллюзий культуры потребления», видел задачу правящей партии в том, чтобы перевоспитать население.То, что в ГДР было оппозицией коммунизму как таковому, имело тенденцию объединяться, как и в Польше, вокруг церквей. В Германии это была Bund der Evangelischen Kirchen — Федерация протестантских церквей. В этой среде язык прав и свобод был вписан в христианскую риторику и (опять же, как и в Польше) был подкреплен ассоциацией с единственным сохранившимся досоциалистическим институтом. Влияние церквей также объясняет приоритетность вопроса «мира» в диссидентских кругах Восточной Германии.
В других странах Восточной Европы к западным «пацифистам» и активистам, выступавшим за ядерное разоружение, относились с большим недоверием. Их в лучшем случае считали наивными дурачками, а скорее даже бездумными инструментами советской манипуляции.[402]
Вацлав Гавел, например, рассматривал растущее западноевропейское антивоенное движение начала 1980-х годов как идеальное средство для отвлечения и нейтрализации западной интеллигенции. «Мир», настаивал он, невозможен в странах, где государство постоянно находится в состоянии войны с обществом. Мир и разоружение при сложившихся условиях оставили бы Западную Европу свободной и независимой, сохранив при этом Восточную Европу под советским контролем. Было ошибкой отделять вопрос о «мире» от требования прав и свобод. Или, как выразился Адам Михник, «условием снижения опасности войны является полное соблюдение прав человека».Однако в Восточной Германии мирное движение имело глубокую поддержку среди населения. Несомненно, отчасти это произошло благодаря связям с Западной Германией. Но было кое-что еще. ГДР — случайное государство, не имеющее ни истории, ни идентичности, — могла бы с некоторой долей правдоподобия считать мир или, по крайней мере, «мирное сосуществование» своим истинным предназначением. Но в то же время это было, безусловно, самое милитаристское и милитаризованное из всех социалистических государств: с 1977 года в школах Восточной Германии были введено «военное обучение», а государственное молодежное движение было необычайно воинственным даже по советским стандартам. Напряженность, порожденная этим вопиющим парадоксом, нашла выход в оппозиционном движении, которое получило значительную часть своей поддержки благодаря сосредоточенности на проблеме мира и разоружения. В 1962 году восточногерманский режим ввел обязательную военную службу продолжительностью восемнадцать месяцев для всех мужчин в возрасте 18-50 лет. Но два года спустя в него была добавлена оговорка об освобождении от военной службы: те, кто хотел быть освобожденным от военной службы по моральным соображениям, могли присоединиться к Bausoldaten, альтернативному трудовому подразделению