После войны. История Европы с 1945 года

Некоторое время эта стратегия была сравнительно успешной. Уровень жизни в Чехословакии, Венгрии и Польше в 1970-х годах вырос, по крайней мере, если измерять розничным потреблением. Количество машин и телевизоров — знаковых товаров индивидуального длительного потребления той эпохи — постоянно росло: в Польше в течение 1975-1989 лет количество автомобилей в частной собственности в расчете на душу населения увеличилось в четыре раза. Под конец 1980-х на каждые десять человек в Венгрии приходилось четыре телевизора; в Чехословакии была похожая ситуация. Если покупатели были готовы смириться с плохим качеством, скучным дизайном и малым выбором, обычно они могли найти то, что им было нужно, в государственных магазинах или в «частном» секторе. Однако в Советском Союзе такие «дополнительные» товары достать было сложнее — да и стоили они сравнительно дороже.

То же касалось предметов первой необходимости. В марте 1979 года покупатель в Вашингтоне должен был работать 12,5 часов, чтобы заработать на общую «корзину» основных продуктов (сосиски, молоко, яйца, картофель, овощи, чай, пиво и прочее). Подобная корзина в Лондоне стоила бы 21,4 часа, а в Москве — 42,3 часа, несмотря на большие субсидии.[406] Более того, советскому или восточноевропейскому потребителю пришлось потратить гораздо больше времени на поиск и покупку продуктов питания и других товаров. Измеряемая временем и усилиями, а не в рублях, кронах или форинтах, жизнь при коммунизме была дорогой и утомительной.

Проблема с определением коммунизма по его успеху в удовлетворении частных потребителей заключалась в том, что вся экономика была ориентирована, как отмечалось выше, на массовое производство промышленного оборудования и сырья. За исключением продовольствия, коммунистические экономики не производили то, что хотели потребители (и насчет еды они были не очень эффективны — Советский Союз давно стал чистым импортером зерна, утроив свой импорт продовольствия с 1970 по 1982 год). Единственным способом обойти это препятствие был импорт потребительских товаров из-за рубежа, но за них нужно было платить твердой валютой. Последняя могла быть приобретена только за счет экспорта: но, за исключением советской нефти, мировой рынок практически не имел нужды в советской продукции, разве что по очень заниженным ценам, и то не всегда. Поэтому на практике единственный способ пополнения полок на Востоке заключался в заимствовании денег на Западе.

Запад, конечно, был рад услужить. МВФ, Всемирный банк и частные банкиры были рады кредитовать страны советского блока: Красная Армия была надежной гарантией стабильности, а коммунистические чиновники для убедительности искажали объемы производства и ресурсы своих стран.[407] Только в течение 1970-х годов задолженность Чехословакии в твердой валюте выросла в двенадцать раз. Задолженность Польши в твердой валюте увеличилась примерно на 3000%, поскольку первый секретарь Герек и его коллеги скупали субсидированные западные товары, ввели новые дорогостоящие программы социального страхования для крестьян и заморозили цены на продукты питания на уровне 1965 года.

Как только заимствования выросли до таких уровней, их стало трудно сдерживать. Когда Герек в 1976 году повысил цены на продукты питания, это вызвало гневные протесты, которые заставили режим отступить и продолжить брать в долг: в течение 1977-1980 годов треть внешнего долга страны шла на субсидирование внутреннего потребления. Экономисты-коммунисты в Праге советовали постепенно отходить от субсидий и вводить «настоящие» цены, но их политические руководители боялись социальных последствий такого шага и вместо этого предпочитали увеличивать свои долги. Как и в межвоенные годы, слабые маленькие государства Восточной Европы вновь занимали капитал на Западе, чтобы финансировать свои изолированные экономики и избегать трудных решений.

Миклош Немет, последний коммунистический премьер-министр Венгрии, должен был признать это несколько лет спустя. Заем в размере миллиарда дойчмарок, который Бонн предоставил в октябре 1987 года и который западногерманские политики представили как вклад в венгерскую экономическую «реформу», в действительности использовали так: «Две трети от него мы потратили на проценты по прошлым кредитам, а остальное — на импорт потребительских товаров, чтобы смягчить эффект экономического кризиса». По состоянию на 1986 год официальный дефицит Венгрии по текущему счету составил 1,4 миллиарда долларов в год. Между 1971 и 1980 годами польский долг в твердой валюте увеличился с 1 до 20,5 миллиарда, и это был еще не конец. По своим собственным подсчетам, ГДР в последние годы тратила более 60% своего годового дохода от экспорта только на то, чтобы покрыть проценты по своим долгам Запада (на которые и так была щедрая скидка). Югославия, всегда являвшаяся излюбленным клиентом (с 1950 по 1964 год США покрывали три пятых годового дефицита Белграда), получала щедрые займы и резервные механизмы на основе официальных данных, которые не имели ничего общего с реальностью.