Если бы оккупацией Афганистана в Кабуле удалось установить безопасный и дружественный режим, советские лидеры убили бы двух зайцев. Они бы утвердили присутствие Москвы на Ближнем Востоке, которое несколько ослабло, и одновременно послали бы «четкий сигнал» новому поколению советских мусульман, которых влекли мечты о независимости. Но Советский Союз, конечно, потерпел неудачу в Афганистане. Брежнев, Громыко и их генералы не только не усвоили уроков Вьетнама, повторив много американских ошибок; они также забыли о поражениях собственно царской России в том самом регионе восемьдесят лет назад. Зато катастрофическая попытка СССР установить марионеточный режим на незнакомой, враждебной территории вызвала непримиримое сопротивление партизан и фанатиков (моджахедов), которые получали оружие и финансовую поддержку из-за рубежа. И вместо того чтобы «решить» национальные вопросы империи, это послужило лишь их разжиганию: «марксистская» власть в Кабуле, которую поддерживал СССР, мало чем помогла увеличить влияние Москвы в исламском мире, внутри страны или вне ее.
Короче говоря, Афганистан был катастрофой для Советского Союза. То, какие трагические последствия он имел для солдат-призывников, выяснилось лишь через десять лет. К началу 1990-х годов было подсчитано, что каждый пятый ветеран афганских войн был законченным алкоголиком; в постсоветской России многие из тех, кто не смог найти постоянную работу, примкнул к ультраправым националистическим организациям. Но еще задолго до этого советские руководители и сами смогли увидеть масштаб их ошибки. Кроме человеческой и материальной цены, десятилетняя война на истощение в афганских горах стала постоянным источником стыда в глазах международного сообщества. В обозримом будущем это исключало любое дальнейшее развертывание Красной Армии за пределами ее границ: как позднее признал член Политбюро Егор Лигачев в беседе с американским журналистом Дэвидом Ремником, после Афганистана больше не могло быть и речи о применении силы в Восточной Европе.
То, что Советский Союз оказался таким чувствительным к последствиям одной — хоть и впечатляюще неудачной — неоколониальной авантюры, свидетельствует о его внутренней слабости. Но афганская катастрофа, как и цена гонки вооружений, которая набирала обороты в начале 1980-х, не смогла бы сама по себе вызвать коллапс системы. Поддерживаемая страхом, инертностью и эгоизмом стариков, которые управляли ей, «эпоха застоя» Брежнева могла продолжаться бесконечно. Ни в Советском Союзе, ни в государствах-сателлитах точно не было альтернативной силы или диссидентского движения, которые были способны ее закончить. Это мог сделать лишь коммунист. Коммунист и сделал.
Основополагающим принципом коммунистического проекта была вера в законы истории и коллективные интересы, которые всегда будут преобладать над мотивами и действиями отдельных лиц. Поэтому ирония судьбы заключалась в том, что его судьба в конечном итоге была определена судьбой отдельных людей. 10 ноября 1982 года в возрасте 76 лет Леонид Брежнев, который уже давно болел, в конце концов отошел в вечность. Его преемнику Андропову уже было 68 лет, а состояние его здоровья оставляло желать лучшего. Чуть более чем через год, прежде чем он смог осуществить какие-либо из запланированных им реформ, Андропов умер. На посту генерального секретаря его сменил Константин Черненко, которому было 72 года, и у которого было такое слабое здоровье, что он едва смог закончить свою речь на похоронах Андропова в феврале 1984 года. Тринадцать месяцев спустя он также скончался.
В смерти трех старых коммунистов, последовавших буквально одна за другой, были что-то символическое: поколение партийных лидеров, которое родилось до Первой мировой войны, воочию видело зарождение большевистского Советского Союза и на чью жизнь и карьеру наложил тяжелый отпечаток Сталин, отходило. Они получили в наследство и поддерживали авторитарный, геронтократический аппарат, который заботился прежде всего о том, чтобы обеспечить собственное выживание: в мире, в котором выросли Брежнев, Андропов и Черненко, умереть в своей постели было немалым достижением. Отныне, однако, этим миром будут управлять молодые люди: не менее авторитарные, но у которых не будет иного выбора, кроме как решать проблемы коррупции, застоя и неэффективности, которые разъедали советскую систему сверху донизу.
Преемником Черненко, которого, 11 марта 1985 года назначили Генеральным секретарем Компартии, был Михаил Сергеевич Горбачев. Он родился в селе на юге Ставропольского края в 1931 году и был избран в Центральный комитет в возрасте 41 года. Теперь, всего тринадцать лет спустя, он стоял во главе Партии. Горбачев был не только на двадцать лет моложе своих советских предшественников: он также был моложе всех американских президентов вплоть до Билла Клинтона. Его стремительный взлет был поощрен и облегчен Андроповым, и многие считали его потенциальным реформатором.