В тот день, в 1.23 утра, взорвался один из четырех огромных графитовых реакторов на атомной электростанции в Чернобыле (Украина), выпустив в атмосферу 120 миллионов кюри радиоактивного вещества — более чем в сто раз больше, чем излучение Хиросимы и Нагасаки вместе взятых. Радиоактивное облако отнесло на северо-запад в Западную Европу и Скандинавию, вплоть до Уэльса и Швеции. По некоторым оценкам, под ее влиянием оказались пять миллионов человек. В дополнение к 30 сотрудникам экстренных служб, погибшим на месте, около 30 000 человек с тех пор умерли от осложнений, вызванных воздействием радиации из Чернобыля, в том числе более 2000 случаев рака щитовидной железы среди жителей окрестных территорий.
Чернобыль не был первой экологической катастрофой в Советском Союзе. В закрытом городе Челябинск-40, секретной исследовательской базе близ Екатеринбурга в Уральских горах, в 1957 году взорвался резервуар для ядерных отходов, сильно запачкав территорию шириной 8 км и длиной 100 км. Семьдесят шесть миллионов кубических метров радиоактивных отходов вылилось в систему рек Урала, испачкав ее на десятилетия. 10 000 человек были в конечном итоге эвакуированы, а 23 деревни снесены бульдозерами. Реактор в Челябинске относится к первому поколению советских атомных сооружений и был построен рабским трудом в 1948-51 годах.
К другим причиненным человеком природным бедствиям подобного масштаба относятся загрязнение озера Байкал, уничтожение Аральского моря, сброс в Северный Ледовитый океан и Баренцево море сотен тысяч тонн списанных атомных военных кораблей и их радиоактивного содержимого, а также загрязнения диоксидом серы площади размером с Италию вокруг Норильска, в Сибири, во время производства никеля. Эти и другие экологические катастрофы всегда были следствием равнодушия, плохого руководства и советского варварского отношения к природным ресурсам. Они были рождены культурой секретности. Взрыв в Челябинске-40 официально не признавали на протяжении многих десятилетий, несмотря на то что он произошел на расстоянии нескольких километров от большого города — того самого города, где в 1979 году несколько сотен человек умерло от сибирской язвы, которая просочилась с завода по производству биологического оружия, расположенного в центре города.
Посвященные хорошо знали о проблемах советских атомных реакторов. Два доклада КГБ, датированные 1982 и 1984 годами, предупреждали о «плохом» оборудовании (поставляемом из Югославии) и серьезных недостатках чернобыльских реакторов 3 и 4 (именно последний взорвался в 1986 году). Но так же, как эта информация хранилась в секрете (и никаких действий не предпринималось), так и первой инстинктивной реакцией руководства партии на взрыв 26 апреля было замолчать инцидент. На то время по всей стране работало четырнадцать установок такого типа, как в Чернобыле. Москва признала, что произошло что-то чрезвычайное, лишь через четыре дня после происшествия, а через две недели выдала официальное коммюнике.
Но Чернобыль нельзя было держать в секрете: международная озабоченность и несостоятельность Советов минимизировать ущерб вынудили Горбачева через две недели сначала выйти с публичным заявлением, в котором он подтвердил кое-что из того, что произошло, но не все; а затем попросить иностранную помощь и экспертов. Горбачев был вынужден признать масштаб проблем в его стране, а его соотечественники впервые осознали масштабы официальной некомпетентности и безразличия к жизни и здоровью. Бестолковость, лживость и цинизм лиц, ответственных как за катастрофу, так и за попытку ее скрыть, нельзя было считать досадным искажением советских ценностей: это и были советские ценности, как начинал понимать советский лидер.
С осени 1986 года Горбачев сменил курс. В декабре того года Андрея Сахарова, известного в мире диссидента, освободили из-под домашнего ареста в Горьком (Нижний Новгород), что стало предвестником масштабного освобождения советских политических заключенных, которое началось в следующем году. Цензуру ослабили: в 1987 году, после большой задержки, вышел роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» (через двадцать шесть лет после того, как Н. А. Суслов, идеологический комиссар партии, заявил, что его нельзя публиковать еще «два-три века»). Спецслужбам было приказано прекратить глушение иностранных радиопередач. А в январе 1987 года генеральный секретарь ЦК КПСС во время речи перед Центральным комитетом партии, которую транслировали по телевидению, решил высказаться в поддержку более широкой демократии, просто обращаясь ко всей стране через головы партийных консерваторов.