После войны. История Европы с 1945 года

Таким образом, когда в ноябре 1989 года сам народ наконец взял инициативу в свои руки, последовавшая бархатная революция казалась слишком хорошей, чтобы быть правдой. Отсюда разговоры о полицейских заговорах и сфабрикованных кризисах, как будто в чехословацком обществе было так мало уверенности в себе, что даже инициатива уничтожить коммунизм должна быть, исходила от самих коммунистов. Такой скептицизм был почти наверняка неуместен — все доказательства, которые с тех пор появились, свидетельствуют о том, что 17 ноября чешская полиция безопасности просто зашла слишком далеко. Не было никакого «заговора», чтобы заставить правящую клику действовать. В 1989 году народ Чехословакии действительно взял на себя ответственность за свою судьбу.

Другое дело — румынский случай. Кажется очевидным, что в декабре 1989 года одна из фракций в правящей Румынской рабочей партии действительно решила, что ее лучший шанс на выживание заключается в насильственном устранении правящего клана Николае Чаушеску. Румыния была нетипичным коммунистическим государством. Если Чехословакия была самой западной из коммунистических стран-сателлитов, то Румыния была самой «восточной». При Чаушеску коммунизм выродился из национальной версии ленинизма в своего рода неосталинистскую сатрапию, где византийские уровни кумовства и неэффективности поддерживались щупальцами тайной полиции.

По сравнению с жестокой диктатурой Дежа пятидесятых годов, режим Чаушеску довольно ограничено прибегал к открытому насилию; но редкие намеки на общественные протесты — забастовки в шахтерской долине Жиу в августе 1977 года, например, или спустя десятилетие на тракторном заводе «Красная Звезда» в Брашове — были жестоко и эффективно подавлены. Более того, Чаушеску мог надеяться не только на то, что население запугано, но и на удивление сдержанную реакцию на его действия из-за рубежа: через восемь месяцев после заключения забастовщиков долины Жиу (и казни их лидеров) румынский диктатор улетел с визитом в США по приглашению президента Джимми Картера. Дистанцировавшись от Москвы (вспомним, как Румыния в 1968 году воздержалась от вторжения в Чехословакию), Чаушеску заработал себе свободу для маневра и даже международное одобрение, особенно на первых этапах «новой» холодной войны» 1980-х годов. Поскольку румынский лидер охотно критиковал русских (и отправлял своих гимнастов на Олимпиаду в Лос-Анджелесе), американцы и другие не обращали внимания на преступления, которые он совершал в своей стране.[431]

Румыны, однако, заплатили ужасную цену за привилегированный статус Чаушеску. В 1966 году, чтобы увеличить численность населения — традиционная «румыномания», — он запретил аборты женщинам в возрасте до сорока лет с менее чем четырьмя детьми (в 1986 году возрастной барьер был повышен до сорока пяти лет). В 1984 году минимальный брачный возраст для женщин был снижен до пятнадцати лет. Были введены обязательные ежемесячные медицинские осмотры для всех женщин детородного возраста, чтобы предотвратить аборты, которые если и разрешались, то только в присутствии представителя партии. Врачам тех районов, где рождаемость падала, урезали зарплаты.

Количество населения не выросло, но уровень смертности от абортов зашкаливал по сравнению с любой другой европейской страной: аборты были единственным доступным способом контролировать рождаемость, поэтому их массово делали нелегально, в самых ужасающих и опасных условиях. Закон, принятый в 1966 году, за двадцать три года привел к смерти не менее десяти тысяч женщин. Реальный уровень детской смертности был настолько высок, что после 1985 года новорожденных не регистрировали официально, пока им не исполнялось четыре недели — это был апогей коммунистического контроля над информацией. К тому времени, когда Чаушеску был свергнут, уровень смертность среди новорожденных составлял двадцать пять детей на тысячу, а более ста тысяч детей были калеками.

Фон для этой национальной трагедии создавала экономика, которая умышленно направлялась к деградации, от выживания к нищете. В начале 1980-х Чаушеску решил еще больше улучшить международную репутацию страны уплатой огромного румынского внешнего долга. Учреждения международного капитализма, начиная с Международного валютного фонда, радовались и захлебывались хвалебными одами румынскому диктатору. Бухарест получил полную реструктуризацию внешнего долга. Чтобы заплатить западным кредиторам, Чаушеску наложил неумолимые и беспрецедентные ограничения на внутреннее потребление.