Заслуга объединения Германии — уникального случая соединения в десятилетие разделения — прежде всего принадлежит Гельмуту Колю. Сначала канцлер Западной Германии, как и все другие, колебался: 28 ноября 1989 года он представил Бундестагу пятилетнюю программу осторожных шагов навстречу немецкому единству. Но, послушав общественность Восточной Германии (и убедившись в том, что Вашингтон его поддержит), Коль понял, что объединение Германии не просто возможно, но и необходимо. Было ясно, что единственный способ остановить отток на Запад (в то время он составлял две тысячи человек в день) — это подвинуть Западную Германию на Восток. Чтобы не дать восточным немцам покинуть свою страну, западногерманский лидер приступил к ее упразднению.
Как и в XIX веке, объединение Германии прежде всего должно было состояться через валютный союз; но политический союз был его неизбежным следствием. Разговоры о «конфедерации», которые поначалу поощряли западные немцы, и на которые охотно отзывалось правительство Ханса Модрова в ГДР, быстро забыли, а на выборах в Восточной Германии, наспех организованных в марте 1990 года, главным тезисом программ кандидатов от христианских демократов стало объединение. Их «Альянс за Германию» получил 48% голосов: социал-демократы, которым вышла боком их неоднозначная позиция в этом вопросе, получили только 22%.[435]
Бывшие коммунисты — ныне Партия демократического социализма — набрали респектабельные 16% голосов, но «Альянс 90», коалиция бывших диссидентов, в том числе «Новый форум» Бербель Болей, набрал всего 2,8%.Первое, что сделало в Народной палате ГДР новое большинство, представленное коалицией ХДС, СДП и либералами во главе с Лотаром де Мезьером, — это взяло на себя обязательство объединить Германию.[436]
18 мая 1990 года между двумя Германиями был подписан «валютный, экономический и социальный союз», а 1 июля вступил в силу его важнейший пункт — распространение действия дойчмарки на Восточную Германию. Восточные немцы теперь могли обменять свои практически бесполезные восточногерманские марки — до суммы, равной 40 000 марок, — по чрезвычайно выгодному курсу 1:1. Заработная плата в ГДР отныне будет выплачиваться в дойчмарках по тому же принципу — чрезвычайно эффективное средство для удержания восточных немцев на прежнем месте, но с мрачными долгосрочными последствиями для рабочих мест в Восточной Германии и бюджета Западной Германии.23 августа по предварительной договоренности с Бонном Народная палата проголосовала за присоединение к Федеративной Республике. Через неделю был подписан Договор об объединении, по которому ГДР была включена в состав ФРГ — как это было одобрено ее избирателями на мартовских выборах и разрешено статьей 23 Основного закона 1949 года. 3 октября Договор вступил в силу: ГДР «присоединилась» к Федеративной Республике и прекратила свое существование.
Разделение Германии было делом рук победителей во Второй мировой войны, и ее воссоединение в 1990 году никогда бы не произошло без их поощрения или согласия. Восточная Германия была советским государством-сателлитом, и в 1989 году там все еще дислоцировалось 360 000 советских военнослужащих. Западная Германия, несмотря на всю свою независимость, не была свободна действовать автономно в этом вопросе. Что касается Берлина, то до тех пор, пока не было достигнуто окончательное мирное урегулирование, он оставался городом, судьба которого формально зависела от первоначальных оккупационных держав — Франции, Великобритании, США и Советского Союза.
Ни британцы, ни французы особенно не спешили с объединением Германии. Насколько западные европейцы вообще думали об объединеннии Германии, они — вполне обоснованно — предполагали, что это произойдет в конце долгого процесса перемен в Восточной Европе, а не сразу в его начале. Как заметил Дуглас Херд (министр иностранных дел Великобритании) в декабре 1989 года, размышляя о скором завершении холодной войны: это была «система... при которой мы жили вполне счастливо в течение сорока лет».
Его премьер-министр Маргарет Тэтчер не скрывала своих страхов. В своих мемуарах она вспоминает поспешно организованную встречу с президентом Франции Миттераном: «Я достала из своей сумочки карту, показывающую различные конфигурации Германии в прошлом, которые не слишком обнадеживали в отношении будущего. Миттеран сказал, что в прошлом, во времена великой опасности, Франция всегда устанавливала особые отношения с Британией, и у него сложилось впечатление, что такие времена опять настали. Мне казалось, что, хотя мы и не нашли средства, по крайней мере, у нас обоих хватало воли остановить немецкую мощь. Это было только начало.»