После войны. История Европы с 1945 года

Действия Белграда были катастрофой для сербов во всем мире. Они потеряли свои земли в хорватском регионе Краина; они были вынуждены признать независимую Боснию и отказаться от планов создания из нее суверенного сербского государства; они потерпели поражение в Косово, из которого с тех пор бежала большая часть сербского населения в обоснованном страхе перед албанским возмездием; а в распадающемся государстве Югославия (от которого даже Черногория стремилась отделиться) их уровень жизни упал до исторического минимума. Этот ход событий еще больше усилил давнюю склонность сербов к коллективной жалости к себе из-за несправедливости истории, так что вполне возможно, что в долгосрочной перспективе сербы потеряли в югославских войнах больше всех. То, что сегодня даже Болгария и Румыния опережают Сербию по уровню жизни и перспективам на будущее, что свидетельствует о состоянии их страны.

Но эта ирония судьбы не должно ослеплять нас относительно ответственности сербов. Ужасающая жестокость и садизм хорватской и боснийской войн — последовательное жестокое обращение, унижение, пытки, изнасилования и убийства сотен тысяч своих сограждан — были делом рук сербских мужчин, в основном молодых, доведенных до приступов иррациональной ненависти и безразличия к страданиям пропагандой и приказами местных главарей, управляемых из Белграда. То, что из этого получилось, не было таким уж удивительным: в Европе лишь за несколько десятилетий до того уже случалось так, что по всему континенту и под прикрытием военных действий рядовые люди совершали страшные преступления.

Конечно, сербская пропаганда ссылалась на историю, в частности в Боснии, — историю прошлых страданий, которые прятались за обманчивым спокойствием послевоенной жизни в Югославии. Но решение ворошить эти воспоминания, манипулировать ими и использовать в политических целях принимали люди — прежде всего один человек. Как Слободан Милошевич лицемерно отметил в разговоре с журналистом во время переговоров в Дейтоне, он никогда не думал, что войны в его стране продлятся так долго. Это, несомненно, правда. Но эти войны не просто вспыхнули из-за спонтанного этнического взрыва. Югославия не пала: ее подтолкнули. Она не умерла — ее убили.

Югославия была наиболее экстремальным случаем, но посткоммунистические преобразования происходили тяжело везде. Путь от авторитаризма к демократии в Португалии или Испании сопровождался ускоренной модернизацией отсталой аграрной экономики — комбинацией, с которой остальная Западная Европа была знакома по собственному прошлому. Но выход из коммунизма не имел прецедента. Долгожданный переход от капитализма к социализму был теоретизирован до тошноты в академиях, университетах и кофейнях от Белграда до Беркли; но никому не пришло в голову предложить план перехода от социализма к капитализму.

Из всего обременительного наследства, которое оставил по себе коммунизм, самым ощутимым была экономика. Отсталые промышленные предприятия Словакии, Трансильвании или Силезии сочетали в себе экономическую несостоятельность и экологическую безответственность. Эти две составляющие были тесно связаны между собой: отравление озера Байкал, смерть Аральского моря, кислотный дождь над лесами Северной Богемии стали не только экологической катастрофой, но и огромным долгом перед будущим. Прежде чем инвестировать в новые отрасли промышленности, надо было избавиться от старых, кроме того, кто-то будет должен компенсировать ущерб, который они причинили.

На восточных землях Германии счет за возмещение убытков коммунизма взяло на себя федеральное правительство. В течение последующих четырех лет Тройханд (Treuhand) (см. главу 17) потратил миллиарды дойчмарок на то, чтобы скупать и распродавать устаревшие промышленные заводы и фабрики, выплачивать помощь их сокращенным работникам и компенсировать — насколько это было возможно, последствия их работы. Но даже несмотря на то, что результаты были неоднозначными и почти довели федеральную казну до банкротства, бывшим восточным немцам все равно повезло: за их выход из коммунизма платила сильнейшая экономика Западной Европы. В других странах цена восстановления экономической жизни ложилась на плечи самих жертв.