В результате приватизация превращалась в клептократию. Ее самым беззастенчивым проявлением была Россия под властью Бориса Ельцина и его друзей, когда пост-переходная экономика перешла в руки узкого круга лиц, которые стали просто невероятно богатыми: в 2004 году тридцать шесть российских миллиардеров («олигархов») присвоили около 110 миллиардов долларов — четверть всего внутреннего продукта страны. Различие между приватизацией, взяточничеством и простым воровством почти исчезло: того, что можно украсть — нефти, газа, минералов, драгоценных металлов, трубопроводов, — было так много, а на пути их хищению не стоял никто и ничто. Государственные активы и учреждения были разделены и перераспределены друг другу должностными лицами, которые хватали и присваивали буквально все, что перемещалось или могло быть юридически передано частным сторонам.
Россия была худшим примером, но Украина ушла от нее недалеко. Кучма и другие политики были избраны при огромной денежной поддержке «бизнесменов» в виде авансовых платежей ради получения доходов в будущем: в постсоветской Украине, как хорошо понимали эти люди, власть вела к деньгам, а не наоборот. Государственные активы, ссуды или субсидии просто проходили сквозь руки правительства в карманы нескольких кланов, а их большая часть оседала на личных счетах за рубежом. Новые «капиталисты» в этих странах фактически ничего не зарабатывали; они просто отмывали государственные активы в частных интересах.
Так же как и при коммунизме, процветало кумовство, только для гораздо большей личной выгоды: когда украинское предприятие «Криворожсталь», один из крупнейших металлургических комбинатов в мире — с 42 тысячами сотрудников и годовым доходом (до уплаты налогов) в 300 миллионов долларов (в стране, где средний месячный доход составил 95 долларов), — запоздало выставили на продажу в июне 2004 года, никто в Киеве не удивился тому, что успешным «победителем торгов» стал Виктор Пинчук, один из богатейших бизнесменов страны и зять украинского президента.
В Румынии и Сербии государственные активы постигла та же участь или они вообще не были распроданы; местные политические вожди отказались от первоначальных разговоров о приватизации и предпочли сохранить свою власть и влияние старым способом. Румынам, которые как и албанцы, искали скорой выгоды от появления рыночной экономики, взамен предлагали финансовые пирамиды с обещаниями огромных быстрых прибылей без рисков. На пике своей популярности в одной из таких операций, афере «Каритас», которая проходила с апреля 1992 по август 1994 года, участвовало около четырех миллионов человек — почти каждый пятый житель Румынии.
Как и в случае «легальной» приватизации, целью этих пирамид (в России они тоже были популярны) в основном было перевести наличные из частных рук в карманы мафии, основой которой были старые партийные сети и бывшие спецслужбы. Между тем, через четырнадцать лет после свержения Чаушеску, 66% румынской промышленности все еще находились в государственной собственности, хотя некоторые из наиболее прибыльных и привлекательных предприятий сменили хозяев. По понятным причинам иностранные инвесторы на протяжении многих лет боялись рисковать в таких странах своим капиталом: перспективу получить значительную прибыль омрачало хроническое отсутствие правовой защиты.
В других странах Центральной Европы баланс рисков благоприятствовал иностранным инвесторам, хотя бы потому, что перспектива вступления в ЕС ускоряла необходимые институциональные реформы и законодательные изменения. Несмотря на это, большая часть первоначальной приватизации в Венгрии или Польше состояла либо в преобразовании деятельности на черном рынке коммунистической эпохи в законный бизнес, либо в быстрой продаже наиболее жизнеспособных государственных предприятий местным предпринимателям при поддержке зарубежного капитала. Через три года после революции только 16% государственных предприятий Польши были проданы в частные руки. В Чешской Республике хитроумная ваучерная схема, предлагающая людям возможность приобретать акции государственных предприятий, должна была превратить граждан в нацию капиталистов: но ее главный эффект в течение следующих нескольких лет состоял в том, чтобы заложить основу для будущих скандалов и политической реакции против безудержной «спекуляции».