После войны. История Европы с 1945 года

Успех политической демократии во многих бывших коммунистических странах имел неоднозначные последствия для интеллектуалов, которые так много сделали для его достижения. Некоторые, как, например, Адам Михник в Польше остались влиятельными благодаря публицистике. Другие, такие как Янош Киш в Венгрии, перешли от интеллектуального инакомыслия к парламентской политике (в частности Киш был лидером Свободных демократов), но затем, после нескольких бурных лет публичной жизни, все равно вернулись к научной деятельности. Но большинство оппозиционных интеллектуалов прежних лет не смогли успешно превратиться в посткоммунистических политиков или общественных деятелей, кроме как в качестве переходных фигур, и многие из тех, кто пытался, к сожалению, обнаружили свою непригодность. Единственным исключением был Вацлав Гавел — и даже он отчасти потерпел поражение.

Как пренебрежительно заметил Эдмунд Берк о более раннем поколении революционных активистов: «Лучшие были лишь теоретиками». Большинство из них были совершенно не готовы к запутанным политическим и техническим проблемам предстоящего десятилетия. Они также были совершенно не готовы к резкому падению общественного статуса интеллектуалов в целом, поскольку изменились читательские предпочтения и молодое поколение нашло новые источники идей и ориентиров. К середине девяностых некоторые периодические издания, некогда влиятельные среди старшего поколения интеллектуалов, обидно потеряли свою актуальность.

«Zeszyty Literackie»(«Литературные тетради»), чрезвычайно популярный литературный журнал под редакцией Барбары Торунчик, издаваемый в Париже польскими эмигрантами поколения 68-го, сыграл значительную роль в поддержке польской культурной полемики до 1989 года. Теперь, после того как редакцию торжественно перенесли в столицу ее освобожденной родины, ему едва удавалось удерживать аудиторию на уровне 10 тысяч читателей. «Literární Noviny» («Литературная газета»), старейший и самый влиятельный чешский культурный еженедельник, был ненамного более успешным: по состоянию на 1994 год его тираж составлял менее 15 тысяч экземпляров. В пересчете на количество населения эти цифры не показались бы такими мизерными редакторам литературных журналов и периодических изданий в большинстве западных стран; однако в Центральной Европе их все более маргинальное место свидетельствовало о мучительной смене культурных приоритетов.

Одной из причин упадка интеллектуалов было то, что их подчеркнутый упор на этике антикоммунизма, необходимости строить морально сознательное гражданское общество, которое должно заполнить пустое пространство между личностью и государством, был вытеснен практическим делом построения рыночной экономики. За несколько коротких лет «гражданское общество» в Центральной Европе стало архаичным понятием, представляющим интерес только для горстки иностранных социологов. Нечто весьма похожее произошло после Второй мировой войны в Западной Европе (см. Главу 3), когда высокая моральная риторика военного Сопротивления улетучилась и уступила место практической работе над восстановлением, а затем — «холодной войне». Но в то время как французские или итальянские писатели в те годы все еще имели значительную аудиторию — отчасти благодаря их громко рекламируемой политической активности, — их венгерским или польским коллегам повезло меньше.

Интеллектуалы, которые совершили действительно успешный скачок в демократическую общественную жизнь, обычно были «технократами» — юристами или экономистами, — которые до 1989 года не играли заметной роли в инакомыслящем сообществе. Не имея за плечами героических подвигов, они казались более надежными кандидатурами для своих столь же негероических сограждан. Вскоре после того, как в 2003 году Вацлав Клаус сменил Гавела на посту президента Чешской Республики, он очень откровенно сформулировал эту мысль в своей президентской речи: «Я немного похож на каждого из вас. В прошлом я не был ни коммунистом, ни диссидентом, ни политическим подхалимом, ни моральным авторитетом, одно только присутствие которого напоминает о мужестве, не хватившего вам и является упреком вашей совести».