После войны. История Европы с 1945 года

Один из ключевых символических моментов в «языковой войне» наступил в шестидесятых — через полвека после того, как нидерландский официально разрешили использовать в фламандских школах, судах и органах местного самоуправления, и через сорок лет после того, как его использование стало обязательным, — когда нидерландскоязычные студенты в Университете Левена (Лувена) протестовали против присутствия франкоязычных профессоров в университете, расположенном в пределах голландско-говорящей провинции Фламандский Брабант. Маршируя под лозунгом «Долой валлонов!», они смогли расколоть университет. Его франкоязычный состав переехал на юг, в франкоязычный Валлонский Брабант, и основал там Университет Лувен-ла-Нев (впоследствии была разделена и университетская библиотека, а ее фонды перераспределены, от чего проиграли все).

Драматические события в Левене — любопытное местечковое и шовинистическое эхо современных студенческих протестов в других странах — вызвали отставку правительства и привели к ряду изменений в конституции (всего их было семь) в течение последующих тридцати лет. И хотя умеренные политики планировали их как уступки в угоду требованиям сепаратистов, последние всегда воспринимали институциональные изменения в Бельгии лишь как шаги на пути к окончательному разводу. В конце концов ни одна из сторон не достигла полностью своих целей, но они сильно приблизились к тому, чтобы развалить унитарное Бельгийское государство.

В результате образовалась причудливо сложная структура. Бельгия была разделена на три «региона»: Фландрию, Валлонию и Брюссельский столичный регион. Каждый из них имел собственный парламент (в придачу к национальноу парламенту). Кроме того, были официально учреждены три «сообщества», говорящих на нидерландском, французском и немецком языках (последнее состояло из около 65 тысяч немецкоязычных жителей Восточной Валлонии, возле границы с Германией). Эти сообщества также получили собственные парламенты. Регионы и языковые сообщества не совсем соответствуют друг другу — в Валлонии говорят по-немецки, а во Фландрии есть ряд франкоязычных городов (или частей городов). Для всех них были установлены особые привилегии, льготы и меры защиты, что по-прежнему вызывало недовольство со всех сторон. Два региона, Фландрия и Валлония, фактически являются одноязычными, за отмеченными исключениями. Брюссель официально объявлен двуязычным, хотя по меньшей мере 85% населения говорит по-французски.

В дополнение к региональным и языковым сообществам Бельгия также была разделена на десять провинций (по пять во Фландрии и Валлонии). На них тоже были возложены административные и руководящие функции. Но в ходе различных конституционных изменений реальная власть все чаще стала принадлежать либо региону (в вопросах урбанизма, окружающей среды, экономики, общественных работ, транспорта и внешней торговли), либо языковому сообществу (образование, язык, культура и некоторые социальные услуги).

Все эти изменения привели к смехотворно громоздкой структуре. Теперь языковая корректность (и конституция) требовали, например, чтобы все национальные правительства, независимо от их политического направления, «на равных началах» состояли бы из министров — говорящих по-нидерландски и по-французски, тогда как только премьер-министр должен владеть обоими языками (и поэтому обычно происходил из Фландрии). Аналогичного языкового равенства требовали в Конституционном суде, который ежегодно поочередно возглавляли представители того или иного языкового лагеря. В Брюсселе четверо членов правительства столичного региона с тех пор должны были заседать вместе (и говорить на том языке, на каком им удобно), чтобы решать общие проблемы; но во время рассмотрения вопросов, которые касались фламандского или франкоязычного «сообщества», они должны были сидеть отдельно, по двое.

Как следствие, Бельгия стала уже не одним или даже двумя государствами, а «лоскутной одеялом», где полномочия органов власти дублировались и накладывались одно на другое. Сформировать правительство было сложно: это требовало многопартийных договоренностей внутри регионов и между ними, «симметрии» между национальными, региональными, языковыми, провинциальными и местными партийными коалициями, функционального большинства в двух крупнейших языковых группах и языкового баланса на всех политических и административных уровнях. А когда правительство таки было сформировано, то мало что могло сделать: даже во внешней политике, которая теоретически принадлежит к тем последним полномочиям, которые остались в руках национального правительства, решение принимали регионы, поскольку в современной Бельгии это означает, прежде всего, соглашения о внешней торговле, а это относится к региональным компетенциям.