После войны. История Европы с 1945 года

Но внимание Запада было приковано к другому. Переход к новой общей валюте и претворение в жизнь маастрихтских планов институциональной интеграции были главной заботой во всех западноевропейских столицах. В Германии росло беспокойство по поводу затрат и трудностей, связанных с интеграцией территорий бывшей ГДР. Тем временем югославская катастрофа, которая сначала служила напоминанием западным государственным деятелям о рисках недооценки проблем посткоммунистических в общем, переросла в полноценную манию.

Ведущие интеллектуалы — точный барометр меняющейся политической моды — перевели свой взгляд в другую сторону. Прошло только несколько лет с того времени, как западные обозреватели заново открыли для себя «Центральную Европу», а Гавел, Кундера, Михник и им подобные стали любимцами редакционных страниц и интеллектуальных журналов от Парижа до Нью-Йорка. Но история быстро двигалась вперед: Прагу и Будапешт, чей удивительный выход из тирании уже стирался из памяти, оставили туристам и бизнесменам. Бернара-Анри Леви[489] и Сьюзен Зонтаг[490] скорее можно было встретить в Сараево. Пятнадцать минут славы Центральной Европы прошли, а с ними — и общественное давление относительно ее скорейшего присоединения к западным институтам. Публично политики и чиновники в Брюсселе убеждали, что они и дальше хотят расширения Союза на Восток, когда для этого будут условия». Не под запись они были более откровенны. Как в середине девяностых заметил один очень почтенный чиновник Европейской комиссии, «никто здесь серьезно не относится к расширению».

Однако расширение все же было на повестке дня. Согласно с собственными правилами ЕС не мог отказать странам в праве подавать заявку на членство. Соответственно, Европейская комиссия была вынуждена в 1994 году принять заявку от Венгрии и Польши; от Румынии, Словакии, Латвии, Эстонии, Литвы и Болгарии — в 1995-м; от Словении и Чешской Республики — в 1996 году. Поэтому десять бывших коммунистических стран присоединились к Мальте и Кипру, которые подали заявки в 1989 году, а также Турции (заявка которой ждала с 1987 года). Все эти страны-кандидаты теперь толпились в довольно-таки переполненной прихожей, ожидая внимания Союза.

В 1997 году Амстердамский договор внес ряд важных технических изменений к первоначальному Римскому договору, воплощая цели Маастрихта и создавая возможности для реализации заявленного намерения Союза разработать программу европейского гражданства и общеевропейских институтов, которые бы занимались рынком труда, охраной здоровья, окружающей средой и вопиющим отсутствием общей внешней политики. На этом этапе, когда переход на общую валюту был запланирован на 1999 год, Союз завершил десятилетие внутренней интеграции, которая поглощала всю его бюрократическую энергию. Больше не было никакого оправдания для того, чтобы откладывать гораздо более сложный вопрос расширения.

Некоторые государственные лидеры, а также немало высокопоставленных чиновников Европейской комиссии хотели бы ограничить переговоры по вступлению «легкими» случаями — маленькими странами вроде Словении или Венгрии, которые прилегли к тогдашним границам Союза и имели сравнительно модернизированные экономики, а потому представляли лишь незначительный вызов для бюджета и институциональной архитектуры ЕС. Но вскоре стало понятно, что это может быть политически неразумно: если бы Румыния или Польша остались в одиночестве, то могли бы откатиться в опасно недемократическое пространство. Поэтому, начиная с 1998 года Европейский Союз официально начал процесс вступления всех десяти восточноевропейских стран-претендентов вместе с Кипром. Вскоре в список добавили и Мальту. Однако Турцию придержали.

С этого момента, несмотря на сохраняющиеся опасения со стороны ряда действующих членов ЕС и, судя по опросам общественного мнения, небольшой поддержки со стороны большинства их населения, расширение приобрело собственную динамику. Начались двусторонние переговоры по вступлению: сначала с ядром основных, как тогда считали, кандидатов — Кипром, Чешской Республикой, Эстонией, Венгрией, Польшей и Словенией а затем, год спустя, с остальными — Болгарией, Румынией, Словакией, Латвией, Литвой и Мальтой. Принадлежность Польши к первой группе, несмотря на экономические трудности, которые она создавала, объяснялось ее размерами и значимостью. Зато Словакию «понизили» до второй группы в ответ на застой и коррупцию, к которым привело авторитарное правление Мечиара, и в качестве предупреждения и примера для других.