После войны. История Европы с 1945 года

Таким образом, к 2004 году Европейский союз, к удивлению многих наблюдателей, по-видимому, преодолел или, по крайней мере, облегчил практические трудности управления громоздким и зарождающимся сообществом из двадцати пяти отдельных государств. Но чего он не сделал — чего даже не начали делать ни Конвенция Жискара, ни различные Договоры, ни Европейская комиссия с ее разнообразными докладами и программами, ни дорогостоящие публикации и веб-сайты, предназначенные для информирования европейской общественности о Союзе и его работе, — это решить проблему хронического отсутствия интереса со стороны европейской общественности.

Если технократы, создавшие институты новой «Европы», проявили высокомерное безразличие к мнению широкой общественности, то теперь это чувство вознаграждалось тем же и всерьез. Мрачно размышляя о том, что его коллеги по Лейбористской партии одержимы методами и правилами партийно-политического управления, британский премьер-министр Клемент Эттли обычно советовал не допускать «фундаментальной ошибки», считая, что «путем разработки механизмов можно избежать необходимости доверять своим согражданам». Но именно это было основанием, на котором строились институты послевоенного европейского сообщества, и последствия этого наконец стали заметны. ЕС страдал от серьезного «дефицита демократии».

С каждыми прямыми выборами в Европейский парламент явка падала; единственным исключением из этого правила были те случаи, когда национальные и европейские выборы совпадали во времени, и те избиратели, которые были мобилизованы по местным или национальным вопросам, пользовались случаем, чтобы заполнить и европейские бюллетени. При других условиях явка неуклонно уменьшалась: во Франции она снизилась с 60% в 1979 году до 43% — в 2004-м; в Германии — от 66 до 43%; в Нидерландах — от 58 до 39%[496].

Особенно показателен контраст между уровнем интереса избирателей к национальной политике и их растущим безразличием к парламенту в Страсбурге. На европейских выборах в июне 2004 года, первых после расширения Союза, число избирателей в Великобритании снизилось на 20 процентных пунктов по сравнению с самыми последними национальными выборами, в Испании — на 23 процентных пункта; в Португалии наблюдалось снижение на 24 процентных пункта, Финляндии — на 39 процентных пунктов, Австрии — на 42 процентных пункта и Швеции — на 43 процентных пункта (на национальных выборах в Швеции явка составляла 80%, а на европейских — только 37%).

Эта тенденция была слишком распространенной, чтобы объяснять ее местными обстоятельствами. Более того — а для будущего Союза это предвещало еще более серьезные последствия — она так же проявлялась и в новых государствах-членах на Востоке, несмотря на то, что это была их первая возможность принять участие в выборах в парламент Европы, присоединения к которой они так долго ждали. В Венгрии явка на европейских выборах в июне 2004 года не дотянула до последних национальных выборов на 32 процентных пункта; в Эстонии — на 31 процентный пункт; в Словакии, где на последних национальных выборах явка составила 70%, доля избирателей, которые потрудились прийти и проголосовать на европейских выборах, составила 17%. В Польше явка всего в 20% представляла собой снижение на 26 пунктов по сравнению с общенациональными выборами 2001 года и была самой низкой со времен падения коммунизма.

Почему европейцы, как «старые», так и «новые», были так глубоко безразличны к делам Европейского союза? Во многом из-за широко распространенного убеждения, что они не имели на них никакого влияния. Большинство европейских правительств никогда не проводили голосования, чтобы определить, следует ли им вступать в ЕС или еврозону — не в последнюю очередь потому, что в тех странах, где этот вопрос был вынесен на национальный референдум, он был отклонен или прошел с наименьшим отрывом. Таким образом, Союз не «принадлежал» своим гражданам — казалось, он каким-то образом стоял в стороне от обычных инструментов демократии.

Более того, среди европейской общественности было широко распространено (правильное) мнение, что из всех институтов ЕС 732 избранных члена Европейского парламента были наименее значимыми. Реальная власть принадлежит Комиссии, назначаемой национальными правительствами, и Совету министров в составе их представителей. Короче говоря, национальные выборы были местом, где должны были быть сделаны решающие выборы. Зачем тратить время на выбор обезьяны, когда вместо этого вы должны обратить внимание на выбор шарманщика?