После войны. История Европы с 1945 года

Экономическая интернационализация девяностых годов последовала за первой большой волной европейских приватизаций и дала толчок для дальнейшего развития (см. главу 17). Теперь влияние европейского государства на экономику уменьшалось: сначала в Британии, затем — в большинстве стран Западной Европы и, наконец, на посткоммунистическом Востоке. Этому процессу способствовало внедрение после 1987 года Единого европейского акта, который позволял открытую конкуренцию внутри и между странами. Благодаря слияниям, поглощениям и интернационализации своей деятельности компании и корпорации теперь функционируют в глобальном масштабе. Производство и распределение товаров часто находились вне контроля отдельных стран.

Что касается денег, то они начали приумножаться и перемещаться способами, которые были бы немыслимы несколько лет назад. В 1980 году сумма всех международных банковских кредитов составляла 324 миллиарда долларов в год; к 1991 году эта цифра выросла до 7,5 триллиона долларов — чуть более чем за десятилетие произошел рост на 2000%. И это было только начало. Контроль за движением капитала, отмененный большинством европейских государств в начале восьмидесятых, теперь казался таким же устаревшим, как и нормирование продуктов питания. «Крах» в сентябре 1992 года, когда сначала Великобритания, а затем Италия были вынуждены выйти из Европейской валютной системы, а частные биржевики и институциональные инвесторы, действиям которых они не могли воспрепятствовать, заставили их девальвировать валюту, был чрезвычайно символичным моментом.

Преимущества этой революции в международной экономике были очевидны. Инвестиционный капитал, больше не сдерживаемый национальными границами, режимами обменного курса или регулированием местной валюты, беспрепятственно тек туда, где он был необходим (и мог рассчитывать на прибыль): к 1990 году иностранцы уже владели 34% долга Германии. Но были и недостатки: европейские производители, чья прибыль была ограничена высокой заработной платой и накладными расходами на использование квалифицированной рабочей силы в Германии, Франции или Швеции, теперь могли искать не только международных инвесторов, но и более уступчивую и недорогую иностранную рабочую силу.

Вместо того, чтобы импортировать в Европу дешевых рабочих из бедных стран — как в прошлом, — немецкие, британские или французские фирмы теперь сочли более эффективным вместо этого экспортировать свои заводы, установив их в Бразилии или Нигерии, Португалии или Румынии, а затем напрямую продавая готовую продукцию на рынках по всему миру. Это еще больше ускорило деиндустриализацию Западной Европы, усугубив и без того хроническую безработицу во многих регионах, и увеличив нагрузку на государство за счет предоставления пособий по безработице и других социальных услуг.

Когда последняя угольная шахта во Франции — в Кройцвальде на Мозеле — закрылась в апреле 2004 года, никто даже не представлял, что бывшие шахтеры когда-нибудь снова найдут постоянную работу. Безработица в Мозельском районе составляла около 10% от активного населения; дальше к северу, в бывших шахтерских городах вдоль бельгийской границы, она составляла 15%. Франция в целом потеряла 1,5 миллиона рабочих мест в промышленности за последние три десятилетия века, большинство из них после 1980 года. Испания, которая очень быстро утратила все сравнительные преимущества, которые ей придавало то, что она принадлежала к одной из наиболее отсталых экономик Западной Европы, потеряла 600 000 рабочих мест за двадцать лет после перехода к демократии. В разгар рецессии середины 1990-х годов 44% трудоспособного населения страны в возрасте до 25 лет были безработными.

Безработица не было новым явлением. И, учитывая щедрую сеть социального обеспечения, доступную в большинстве стран ЕС, экономические последствия безработицы для отдельных лиц и сообществ никоим образом не были сопоставимы с опустошением межвоенных лет (его психологические последствия — это другой вопрос). Но что отличало социальные издержки экономических потрясений в последние годы двадцатого века, так это то, что они происходили во времена изобилия. Приватизация и открытие финансовых рынков создали огромное богатство, хотя и для относительно немногих; в некоторых местах — скажем, в Лондоне или Барселоне — его последствия были поразительно заметны. И благодаря сокращению расстояний и увеличению скорости связи — с помощью компьютеров и электронных средств массовой информации — информация о том, как жили другие люди, была немедленно и в изобилии доступна всем.