После войны. История Европы с 1945 года

В таких обстоятельствах единственной надеждой для молдаван — или украинцев, или даже многих русских за пределами крупных городов — было найти работу на Западе. И поэтому вызвающее тревогу число таких людей — прежде всего молодых женщин — оказалось в руках преступных синдикатов; их отправили в ЕС через Румынию и Балканы, чтобы нанять, в лучшем случае, в качестве низкооплачиваемых работников на производстве или обслуги в ресторанах, в худшем случае — и чаще всего — в качестве проституток в Германии или Италии — или даже в Боснии, обслуживая хорошо оплачиваемую клиентуру из числа западных солдат, администраторов и «работников по оказанию помощи». Таким образом, вынужденные молдавские и украинские «гастарбайтеры» присоединились к цыганам на дне мультикультурной массы континента.[510]

Жертвы сексуальной торговли были в основном невидимы — как и предыдущие поколения белых мигрантов с окраин Европы, они достаточно легко смешались с местным большинством, поэтому полиции и социальным службам оказалось так трудно их отследить. Но большинство людей, которых французские социологи и критики называли «les exclus» («исключенные»), были прекрасно видны. Новый низший класс состоял из людей, лишенных не столько работы, сколько «жизненных шансов»: людей, оказавшихся на обочине экономического мейнстрима. Их дети были плохо образованы, их семьи жили в многоквартирных домах, похожих на бараки, на окраинах городов, лишенных магазинов, услуг и транспорта. В 2004 году в ходе исследования, проведенного министерством внутренних дел Франции, был сделан вывод о том, что около двух миллионов таких людей живут в городских гетто, страдающих от социальной изоляции, расовой дискриминации и высокого уровня насилия в семье. В некоторых из этих районов безработица среди молодежи достигала 50%; больше всего пострадали молодые люди алжирского или марокканского происхождения.

Слишком часто этот низший класс отличался не только цветом кожи, но и вероисповеданием. Потому что Европейский союз не только является многокультурным, но и в настоящее время становится все более многоконфессиональным. Христиане оставались в подавляющем большинстве, хотя чаще всего были таковыми лишь номинально. Евреи были представлены небольшим меньшинством, а их количество было значительным только в России, Франции и в гораздо меньшей степени — в Великобритании и Венгрии. Но индуисты и, прежде всего, мусульмане теперь имели значительное и заметное присутствие в Великобритании, Бельгии, Нидерландах и Германии, а также в главных городах Скандинавии, Италии и Центральной Европы. Кроме того, из всех представленных в Европе ведущих мировых религий лишь у ислама стремительно росло число сторонников.

В начале ХХІ века во Франции проживало ориентировочно шесть миллионов мусульман (большинство — североафриканского происхождения) и почти столько же — в Германии (в основном турецкого или курдского происхождения). Учитывая почти два миллиона мусульман в Великобритании (преимущественно из Пакистана и Бангладеш) и многочисленные сообщества в странах Бенилюкса и Италии, можно было предположить, что во всем Евросоюзе вместе проживало около пятнадцати миллионов мусульман.

Присутствие мусульман в сообществах, которые до тех пор были в абсолютном большинстве светскими, поставило сложные вопросы социальной политики: каким должно быть отношение к ношению религиозной одежды или использование символики в государственных школах? В какой степени государство должно поощрять (или сдерживать) отдельные культурные институты и возможности? Была ли правильной политика поддержки многокультурных (и, следовательно, эффективно разделенных) сообществ, или власть скорее должна способствовать и даже принуждать к интеграции? Официальная политика во Франции защищала культурную интеграцию и запрещает демонстрацию символов вероисповедания в школах; в других странах, особенно в Великобритании и Нидерландах, наблюдалась более широкая терпимость к культурным различиям и настойчивой религиозной самоидентификации. Но мнения повсюду разделились (см. Главу 23).

То, что эти вопросы быстро оказались в фокусе внимания национальных правительств, а также были все теснее переплетены с дискуссиями об иммиграции и предоставлении убежища, стало следствием того, что по всему континенту ширилось беспокойство относительно роста нового поколения ксенофобних партий. Некоторые из этих партий уходили корнями в более раннюю эпоху сектантской или националистической политики; другие — вроде на удивление успешной «Народной партии» в Дании или «Списка Пима Фортейна» в Голландии — появились совсем недавно. Но все они неожиданно оказались искусными в использовании «антииммигрантских» настроений.