После войны. История Европы с 1945 года

Но факт остается фактом: на президентских выборах 1995 года 4,5 миллиона французских избирателей поддержали Ле Пена. Эта цифра увеличилась до 4,8 миллиона в апреле 2002 года, когда лидер Национального фронта достиг беспрецедентного успеха, заняв второе место на президентских выборах с 17% голосов и устранив из гонки кандидата от левых, незадачливого премьер-министра, социалиста Лионеля Жоспена. Во Франции основные политики пришли к выводу, что они должны отреагировать на популярность Ле Пена путем присвоения его проблематики и обещаний жестких мер в решении вопроса безопасности и иммиграции, не потворствуя явно ни языку Ле Пена, ни его программе («Франция для французов» и репатриация для всех остальных).

Несмотря на связи Ле с более старой традицией ультраправой политики — его поддержку пуджадистов в юности, пребывания в сомнительных ультраправых организациях во время Алжирской войны и осторожные высказывания на защиту Виши и мотивации Петена, — его движение, так же как и движения его единомышленников по всему континенту, нельзя было просто отбросить как пережиток, ностальгическую отрыжку фашистского прошлого Европы. Конечно, Фортейн или Кьерсгор не могли быть классифицированы таким образом. Действительно, оба старались подчеркнуть свое стремление сохранить традиционную терпимость своих стран — под угрозой, как они утверждали, со стороны религиозного фанатизма и отсталых культурных практик новых мусульманских меньшинств.

Австрийская Партия свободы также не была нацистским движением; а Хайдер не был Гитлером. Наоборот, он демонстративно подчеркивал свои послевоенные достижения. Родившись в 1950 году, он часто повторял своим слушателям, что ему повезло появиться на свет поздно. Частично успех Хайдера — как и Кристофа Блохера, лидер швейцарской Народной партии, которая получила 28% голосов избирателей в 2003 году на антииммигрантских и антиевропейских лозунгах, — заключался в его умении спрятать расистский подтекст под образом модернизатора, национал-популиста либерального толка. Это неожиданно хорошо воспринимали молодые избиратели: в свое время Партия свободы была самой популярной партией Австрии среди избирателей до тридцати лет[513].

В Австрии, так же как и во Франции, страх и ненависть к иммигрантам (во Франции — с Юга, в Австрии — с Востока, и в обоих случаях — из тех краев, которые некогда были под их властью) заменили старые навязчивые идеи — особенно антисемитизм — и крепко связали ультраправых между собой. Но была и другая причина побед антисистемных партий — чистые руки. Не занимая официальных должностей, они не были запятнаны коррупцией, которая, как казалось в начале 1990-х, подтачивала корни европейской системы. Не только в Румынии, Польше или (в первую очередь) России, где ее можно было объяснить как побочный эффект перехода к капитализму, а в сердцевине европейской демократии.

В Италии, где еще со времен войны христианские демократы наслаждались удобными и выгодными отношениями с банкирами, бизнесменами, подрядчиками, городскими боссами, государственными служащими и, как часто поговаривали, мафией, новое поколение молодых судей отважно бросило вызов десятилетиям, когда общественность была вынуждена молчать. По иронии судьбы именно Социалистическая партия пала первой в результате скандала с tangentopoli («город взяток»)[514] в 1992 году, последовавшего за расследованиями ее руководства городом Милан. Партия была опозорена, а ее лидер, бывший премьер-министр Беттино Кракси, был вынужден бежать через Средиземное море в изгнание в Тунис.

Но дела социалистов были неразрывно связаны с делами христианских демократов, их давнего партнера по коалиции. Обе партии были еще более дискредитированы последовавшей волной арестов и обвинений, и они унесли с собой всю сеть политических договоренностей и соглашений, которые формировали итальянскую политику на протяжении двух поколений. На выборах 1994 года все ведущие политические партии страны, за исключением бывших коммунистов и бывших фашистов, были, по существу, устранены с политической арены; единственным, кто выиграл от этого политического землетрясения, был бывший поп-певец, одиозный медиа-магнат Сильвио Берлускони, который вошел в политику не для того, чтобы продолжить общенациональное очищение, а чтобы убедиться, что на его собственных бизнес-сделках это не скажется негативно.

В Испании политическую карьеру Фелипе Гонсалеса завершил скандал несколько иного толка, когда в середине 1990-х годов выяснилось (благодаря усилиям рьяного молодого поколения журналистов-расследователей из ежедневных газет «El Mundo» и «Diario 16»), что его правительство вело «грязную войну» против баскского терроризма в 1983-1987 годах, позволяя и поощряя «эскадроны смерти» похищать, пытать и убивать людей, как в Испании, так и за рубежом, в баскских регионах Франции, где часто действовала ЭТА (см. Главу 14).