После войны. История Европы с 1945 года

Наоборот, счастливый кокон послевоенной Западной Европы — с ее экономическими сообществами и зонами свободной торговли, ее обнадеживающими внешними союзами и избыточными внутренними границами — внезапно оказался уязвимым, призванным откликнуться на несбывшиеся ожидания потенциальных «еврограждан» на Востоке и больше не привязанным к самоочевидным отношениям с великой державой за западным океаном. Западные европейцы, вынужденые снова допустить далеких восточных соседей по континенту в процесс построения общего европейского будущего, были волей-неволей втянуты в общее европейское прошлое.

Как следствие, 1945-1989 годы стали чем-то вроде фразы в скобках. Открытые вооруженные конфликты между государствами — черта, которая была составной частью европейского образа жизни на протяжении трех веков — между 1913 и 1945 годами достигли апокалиптического уровня: около 60 миллионов европейцев погибли на войнах или были убиты по приказу государства в первой половине ХХ века. Но с 1945 по 1989 год межгосударственные войны на европейском континенте прекратились.[517] Два поколения европейцев выросли с ощущением, которое ранее невозможно было себе представить: что мир — это естественное состояние вещей. Война (и идеологическое противостояние) как продолжение политики была оставлена так называемому третьему миру.

Однако стоит вспомнить, что коммунистические государства, находясь в мире с соседями, вели особую форму перманентной войны со своим населением: в основном в форме строгой цензуры, искусственно созданных дефицитов и репрессий со стороны силовых органов, но время от времени открывая открытые боевые действия — в частности в Берлине в 1953 году, в Будапеште в 1956 году, в Праге в 1968 году и в Польше — кое-где с 1968 по 1981 год и во время военного положения. Поэтому коллективная память Восточной Европы запечатлела послевоенные годы совсем иначе (хотя их также воспринимали как интервал между двумя этапами). Но по сравнению с тем, что было раньше, Восточная Европа тоже пережила век необычного, хоть и вынужденного покоя.

Станет ли эпоха после Второй мировой войны, которая теперь быстро уходит в область воспоминаний с наступлением новых мировых (бес)порядков, объектом ностальгической тоски и сожаления, во многом зависит от того, где и когда вы родились. По обе стороны железного занавеса дети шестидесятых — то есть основная часть поколения бэби-бумеров, родившихся между 1946 и 1951 годами, — безусловно, с любовью оглядывались на «свое» десятилетие и продолжали хранить теплые воспоминания и преувеличенное представление о его значимости. А их родители, по крайней мере на Западе, были благодарны за политическую стабильность и материальную безопасность того времени, контрастировавшую с ужасами, которые происходили ранее.

Но те, кто были слишком молоды, чтобы помнить шестидесятые, часто возмущались эгоцентричным самовозвеличиванием их уже немолодых свидетелей; в то время как многие пожилые люди, прожившие свою жизнь при коммунизме, вспоминали не только надежную работу, дешевое жилье и безопасные улицы, но и прежде всего, серый пейзаж растраченных талантов и разрушенных надежд. И по обе стороны разделительной линии были пределы тому, что можно было извлечь из обломков истории двадцатого века. Конечно, мир, процветание и безопасность; но оптимистические убеждения предыдущей эпохи ушли навсегда.

Прежде чем в 1942 году покончить жизнь самоубийством, венский романист и критик Стефан Цвейг тоскливо писал о потерянном мире Европы до 1914 года, выражая «жалость к тем, кто не был молодым в те последние годы уверенности». Шестьдесят лет спустя, в конце ХХ века, практически все остальное было восстановлено или отстроено заново. Но уверенность, с которой европейцы поколения Цвейга вошли в век, так до конца и не восстановилась: слишком много всего произошло. В межвоенное время европейцы, вспоминая Belle Epoque[518] могли бы пробормотать: «Ох, если бы». Но после Второй мировой войны подавляющее большинство, кто размышлял о тридцатилетней катастрофе континента, сказали бы «Никогда больше».

Другими словами, пути назад не было. В Восточной Европе коммунизм стал неверным ответом на реальный вопрос. В Западной Европе на тот же вопрос — как преодолеть катастрофу первой половины ХХ века? — искали ответ, вообще отодвинув в сторону историю и повторив некоторые успехи второй половины ХІХ века (внутреннюю политическую стабильность, повышенную экономическую производительность и постоянное расширение внешней торговли), и обозначив их как «Европа». Однако после 1989 года процветающая, пост-политическая Западная Европа вновь столкнулась со своим восточным двойником, и «Европу» пришлось переосмыслить.