После войны. История Европы с 1945 года

Новым в ситуации начала двадцать первого века было то, что подобные настроения становились обычным явлением и переместились с интеллектуальных или политических окраин непосредственно в центр европейской жизни. Глубина и широта антиамериканских настроений в современной Европе намного превзошли все, что можно было увидеть во время войны во Вьетнаме или даже в разгар мирных движений начала 1980-х. Хотя в большинстве стран все еще верили, что атлантические отношения могут быть сохранены, трое из пяти европейцев в 2004 году году (в некоторых странах, в частности в Испании, Словакии и, неожиданно, Турции, — значительно больше) считали сильное американское лидерство в мире «нежелательным».

Отчасти это можно объяснить широко распространенной неприязнью к политике и личности президента Джорджа У. Буша, в отличие от положения, в котором находился Билл Клинтон, его предшественник. Но многие европейцы злились на президента Линдона Джонсона в конце шестидесятых; и все же их чувства по поводу войны в Юго-Восточной Азии обычно не трансформировались в неприязнь к Америке или американцам в целом. Сорок лет спустя по всему континенту (в частности в большой степени в Британии, где население возмущенно выступало против того, как их премьер-министр восторженно поддерживает американского союзника), что с преобразованиями, которые происходят в Америке, что-то не так — или, как многие теперь утверждали, всегда было не так.

На самом деле кажущаяся «не-американистость» Европы быстро становилась самым распространенным фактором европейской самоидентификации. Европейские ценности противопоставлялись американским ценностям. Европа была — или стремилась быть — всем тем, чем не была Америка. В ноябре 1998 года Жером Клеман, президент «Arte», франко-немецкого телеканала, посвященного культуре и искусству, предупредил, что «европейская креативность» — это последний бастион против сирен американского материализма, и как пример привел посткоммунистическую Прагу — город, которому угрожало пасть жертвой «смертоносной либеральной утопии»: рабства дерегулированных рынков и приманки прибыли. В первые посткоммунистические годы Прага, как и остальная Восточная Европа, несомненно, призналась в стремлении ко всему американскому, от индивидуальной свободы до материального изобилия. И никто из тех, кто посещает восточноевропейские столицы, от Таллина до Любляны, не мог пропустить агрессивное новое поколение модно одетых молодых мужчин и женщин, деловито спешащих на встречи и походы по магазинам на своих дорогих новых автомобилях, наслаждаясь смертоносной либеральной утопией ночных кошмаров Клемана. Но даже восточноевропейцы отдалялись от американской модели: отчасти из уважения к их новой ассоциации с Европейским союзом; отчасти из-за растущего отвращения к аспектам американской внешней политики; но все больше потому, что как экономическая система и модель общества Соединенные Штаты больше не казались столь очевидным путем будущего.[550]

Откровенный антиамериканизм в Восточной Европе и в дальнейшем разделяло меньшинство. В странах вроде Болгарии или Венгрии это теперь стало косвенным, политически приемлемым способом выражения ностальгии по национал-коммунизму и, как это часто бывало в прошлом, удобным заменителем антисемитизма. Но даже среди основных комментаторов и политиков больше не было обычным делом поддерживать американские институты или практики в качестве источника вдохновения или объекта для подражания. Долгое время Америка была другим временем — будущим Европы. Теперь это было просто другое место. Конечно, многие молодые люди все еще мечтали уехать в Америку. Но, как объяснил интервьюеру один венгр, проработавший несколько лет в Калифорнии: «В Америку надо ехать, когда ты молод и холост. Но когда наступает пора взрослеть, надо возвращаться в Европу».

Образ Америки как края вечной молодости и приключений (в отличие от Европы XXI века, которую изображали как рай для людей среднего возраста и не склонных к риску) был особенно распространен, в частности, в самой Америке. И действительно, Европа старела. Из двадцати стран мира в 2004 году с наибольшей долей людей старше шестидесяти все, кроме одной, находились в Европе (исключением была Япония). Уровень рождаемости во многих европейских странах был значительно ниже уровня воспроизводства населения. В Испании, Греции, Польше, Германии и Швеции показатели рождаемости были ниже 1,4 ребенка на одну женщину. В некоторых частях Восточной Европы (например, в Болгарии и Латвии или Словении) они были ближе к 1,1, что является самым низким показателем в мире. В перспективе эти данные означают, что многие из европейских стран могли к 2040 году ожидать сокращения населения на 20% или больше.