После войны. История Европы с 1945 года

Попытки совместить лучшее с обоих сторон неслучайно совпали с поиском проекта, который мог бы заменить отжившую дискуссию между капитализмом и социализмом, которая более века формировала основу западной политики. На короткое время в конце 1990-х результатом стал так называемый «Третий путь», который якобы совмещал увлечение неограниченным капиталистическим производством с должным осознанием социальных последствий и коллективных интересов. Вряд ли это можно было считать новой идеей: по сути, она мало чем дополняла «социально ориентированную рыночную экономику» 1950-х годов Людвига Эрхарда. Но политика, особенно постидеологическая, касалась формы; и именно форма третьего пути, созданного по модели успешного «сведѐния» левого и правого подходов Билла Клинтона, и сформулированая новым лейбористом Тони Блэром, привлекла наблюдателей.

У Блэра, конечно, были определенные преимущества, уникальные для его времени и места. В Великобритании Маргарет Тэтчер сдвинула политические ориентиры далеко вправо, в то время как предшественники Блэра в руководстве лейбористской партии проделали тяжелую работу по уничтожению старых левых партий. Поэтому в послететчеровской атмосфере Блэр мог убедительно казаться прогрессивным и «европейским», просто говоря положительные вещи о желательности правильно распределенных государственных услуг; в то же время его широко разрекламированное восхищение частным сектором и благоприятной для бизнеса экономической обстановкой, к которой стремилась его политика, прочно поместило его в «американский» лагерь. Он тепло говорил о том, чтобы вовлечь Великобританию в европейское сообщество, но, тем не менее, настаивал на том, чтобы его страна была освобождена от социальной защиты, предусмотренной европейским законодательством, и фискальной гармонизации, подразумеваемой «единым рынком» Союза.

Третий путь подавали и как прагматичное решение экономических и социальных головоломок, и как значительный концептуальный прорыв после десятилетий теоретического застоя. Его сторонники на континенте, не обращая внимания на прерванные «третьи пути» в их собственном прошлом — особенно популярный фашистский «третий путь» 1930-х годов, радостно его подхватили. При Жаке Делоре (1985-1995) Европейская комиссия, казалось, была озабочена разработкой и навязыванием норм и правил, что заменяли «Европу» утраченным наследием бюрократического социализма в стиле Фабиана. Складывалось впечатление, что Брюсселю также нужен какой-то третий путь: собственная история, которая бы вдохновляла и помогала Союзу найти свое место между институциональной невидимостью и излишней зарегулированностью.[553]

Блеровская политика «нового взгляда» не пережила его катастрофического с решения связать свою страну и свою репутацию со вторжением в Ирак в 2003 году — шаг, который просто напомнил иностранным наблюдателям, что Третий путь «Новых лейбористов» был неразрывно связан с нежеланием Великобритании выбирать между Европой и Соединенными Штатами. А свидетельство того, что в Великобритании, как и в США, наблюдается резкий рост числа бедных — в отличие от остальной части ЕС, где бедность если и росла, то медленно, — серьезно уменьшили привлекательность британской модели. Но у «третьего пути» всегда был короткий срок годности. Само его название подразумевало наличие двух крайностей — ультра-рыночного капитализма и государственного социализма, — которых больше не существовало (и в случае первого всегда было плодом доктринального воображения). Необходимость в драматическом теоретическом (или риторическом) прорыве отпала.

Поэтому в начале 1980-х приватизацию воспринимали неоднозначно. Она вызвала широкие дискуссии о влиянии и легитимности государственного сектора, а также ставила под сомнение достижимость социал-демократических целей и моральную легитимность прибыли в качестве мотивации в создании общественных благ. Однако к 2004 году приватизация была делом сугубо прагматичным. В Восточной Европе это было необходимым условием для членства в ЕС в соответствии с брюссельскими ограничениями против искажающих рынок государственных субсидий. Во Франции или Италии продажу государственных активов теперь использовали как краткосрочный бухгалтерский способ уменьшить годовой дефицит и не нарушить правила еврозоны.