Ни одно из традиционных объяснений снижения рождаемости, по-видимому, не объясняло начинающийся демографический кризис в Европе. Бедные страны, такие как Молдова, и богатые, такие как Дания, столкнулись с одной и той же проблемой. В католических странах, таких как Италия или Испания, молодые люди (как женатые, так и неженатые) часто жили в домах своих родителей даже после тридцати лет, в то время как в лютеранской Швеции у них были свои собственные дома и доступ к щедрой государственной помощи на ребенка и отпуска по беременности и родам. Но хотя у скандинавов было немного больше детей, чем у средиземноморских европейцев, различия в рождаемости были менее разительными, чем сходство. И цифры повсюду были бы еще ниже, если бы не иммигранты из неевропейских стран, которые увеличили общую численность населения и имели гораздо большую склонность к размножению. В Германии в 1960 году количество детей, которые имели одного родителя-иностранца, составляло только 1,3% от всех рожденных в том году младенцев. Через сорок лет этот показатель вырос до 20%.
Демографическая ситуация в Европе на самом деле не так уж сильно отличалась от ситуации за Атлантикой — к началу нового тысячелетия рождаемость коренных американцев также упала ниже уровня воспроизводства населения. Разница заключалась в том, что число иммигрантов, въезжающих в США, было настолько большим (среди них непропорционально большую долю составляла молодежь), что общая рождаемость в США, похоже, в обозримом будущем значительно превысит показатели Европы. И хотя демографические спады означали, что и Америка, и Европа могут столкнуться с проблемами при выполнении государственных пенсионных и других обязательств в предстоящие десятилетия, системы социального обеспечения Европы были несравненно более щедрыми и, следовательно, находилась под большой угрозой.
Европейцы оказались перед явно прямолинейной дилеммой: что будет, если (когда?) трудоустроенных молодых людей станет недостаточно, чтобы поддерживать сообщество граждан-пенсионеров, количество которых неуклонно росло и которые теперь жили значительно дольше, чем раньше, не платили налоги, да еще и создавали все больше нагрузки на сферу медицинских услуг?[551]
Одним из ответов было сокращение пенсионных пособий. Другой вариант состоял в том, чтобы повысить порог, после которого она будет выплачиваться, то есть заставить людей работать дольше до выхода на пенсию. Третья альтернатива состояла в том, чтобы взимать больше налогов с зарплат тех, кто все еще работает. Четвертый вариант, который по-настоящему рассматривался только в Великобритании (и без особого энтузиазма), состоял в том, чтобы подражать США и поощрять или даже обязывать людей обращаться за социальным страхованием в частный сектор. Все эти выборы были потенциально политически взрывоопасными.
Для многих критиков свободного рынка европейских государств всеобщего благосостояния основной проблемой, с которой столкнулась Европа, был не демографический дефицит, а экономическая негибкость. Дело было не в том, что не было или не будет достаточного количества работников, а в том, что существовало слишком много законов, защищающих их заработную плату и их рабочие места, или же гарантирующих такие высокие уровни пособий по безработице и пенсионных выплат, что у них вообще не было стимула работать. Если бы эта «негибкость рынка труда» была устранена, а дорогостоящие социальные гарантии были сокращены или приватизированы, то больше людей могли бы трудоустроиться, нагрузка на работодателей и налогоплательщиков была бы уменьшена, а «евросклероз» мог быть преодолен.
Как диагноз, это было одновременно и правдой, и ложью. Не было никаких сомнений в том, что некоторые льготы государства всеобщего благосостояния, согласованные и закрепленные на пике послевоенного бума, теперь стали серьезным бременем. Любой немецкий рабочий, потерявший работу, имел право на 60% от своей последней заработной платы в течение следующих тридцати двух месяцев (67% если у него был ребенок). После этого ежемесячные выплаты падали до 53% (или 57%) — на неопределенный срок. Неясно, стимулировала ли эта система социальной защиты людей к поиску оплачиваемой работы. Но за это пришлось заплатить. Из-за размытости правил, целью которых было защитить интересы работников на рабочем месте, работодателям большинства стран ЕС было сложно увольнять штатных работников (особенно во Франции). Следствием такой политики стало их нежелание нанимать людей, что, соответственно, упорно поддерживало высокие показатели безработицы среди молодежи.