После войны. История Европы с 1945 года

Вскоре после этого хлынул шквал телевизионных документальных фильмов и других программ о военной оккупации (один из них, «Оккупация», показывали на протяжении более двадцати лет), в то же время изменилась и позиция правительства. В 1965 году нидерландское правительство впервые предложило свое участие в создании мемориала в Освенциме, хотя прошло еще семь лет, прежде чем Нидерланды, наконец, согласились выплатить евреям, которые пережили депортацию, пенсию, которую предоставляли участникам Сопротивления и другим жертвам нацизма с 1947 года.

Как и в Германии, толчком интереса голландцев к их туманному прошлому были израильские и немецкие судебные процессы начала 1960-х годов. В Нидерландах, как и в других странах, послевоенное поколение бэби-бумеров интересовалось недавней историей и не очень верило той ее версии, которую им рассказывало — или, скорее, не рассказывало — «молчаливое поколение» их родителей. Общественные изменения шестидесятых помогли пробить стену официального молчания об оккупации: разрушение социальных и сексуальных табу, что в некоторых частях Нидерландов, в частности в Амстердаме, имело глубоко разрушительные последствия до сих пор консервативного общества, и повлекло недоверие к другим принятым практикам и культурным обычаям. Для нового поколения читателей, основной текст голландского Холокоста — дневник Анны Франк — теперь читался в совершенно ином свете: Анна и ее семья, в конце концов, были преданы немцам своими голландскими соседями.

К концу века 1940-1945 годы стали наиболее подробно изучаемым периодом в истории Нидерландов. Но несмотря на то, что правда об участии голландцев в выявлении, арестах, депортациях и смерти их еврейских сограждан впервые стала известна общественности в шестидесятых, понадобилось много времени, прежде чем удалось постичь его истинное значение: глава государства — королева Беатрикс — публично признала трагедию нидерландских евреев лишь в 1995 году, во время визита в Израиль. Похоже, реальное осознание пришло только в середине 1990-х, когда все увидели, как вооруженные нидерландские миротворцы ООН спокойно отошли в сторону, позволив сербским ополченцам захватить и убить семь тысяч мусульман в Сребренице. Наконец могла начаться национальная дискуссия, которую так долго откладывали, относительно цены, которую голландцы заплатили за свое наследие порядка, сотрудничества и послушания.

В свою защиту голландцы — собственно, как и бельгийцы, норвежцы, итальянцы (после сентября 1943 года) и большая часть оккупированной Восточной Европы, могли бы заявить, что, каким бы позорным ни было сотрудничество отдельных бюрократов, полицейских и других с оккупационными властями, инициатива всегда исходила сверху: от немцев. Это не совсем так, как когда-то считали, и в некоторых местах, в частности на территориях Словакии или Хорватии (или Венгрии в последние месяцы войны), где местные марионеточные правительства воплощали свои преступные планы, было правдой лишь наполовину. Но в оккупированной Западной Европе, за одним удивительным исключением, не было ни признанных населением местных режимов, ни якобы легитимных национальных правительств, которые имели власть, а значит, несли полную ответственность за то, что происходило. Немцы не смогли бы сделать то, что они сделали в оккупированной Норвегии, Бельгии или Нидерландах, если бы не сотрудничество со стороны местного населения (евреи выжили в одной-единственной стране — Дании, где не пошли на сотрудничество). Но во всех этих случаях именно немцы отдавали приказы.

Исключением, конечно, является Франция. И именно вымученная, долго отрицаемая и последовательно замалчиваемая память о войне во Франции — о режиме Виши и его соучастнической, активной роли в нацистских проектах, прежде всего в «Окончательном решении», — затмила все послевоенные усилия Европы по примирению со Второй мировой войной и Холокостом. Не то чтобы Франция вела себя хуже всех. До 1989 года Париж — по причинам, обсуждаемым в этой книге, — все еще был интеллектуальной и культурной столицей Европы: возможно, в большей степени, чем когда-либо со времен Второй империи. Франция также была на сегодняшний день самым влиятельным государством в континентальной Западной Европе, благодаря замечательным достижениям Шарля де Голля в восстановлении своей страны на международной властной арене. И именно Франция — французские государственные деятели, французские институты и французские интересы — была движущей силой проекта континента, объединенного на французских условиях. До тех пор, пока Франция не решалась взглянуть в глаза своему прошлому, над новой Европой нависала тень — тень лжи.