После войны. История Европы с 1945 года

Это был риск, на который большинство избранных правительств по понятным причинам не хотели идти. В 1947 году коалиционные правительства Западной Европы оказались в ловушке, и они это знали. Все это очень хорошо для нас, чтобы признать задним числом, что помощь Маршалла «просто» сломала затор, порожденный новым спросом, что новый подход Вашингтона преодолел «временный» дефицит доллара. Но никто в 1947 году не мог знать, что разрыв в 4,6 миллиарда долларов был «временным». И кто в то время мог быть уверен, что затор не сметет хрупкие европейские демократии в бурлящий водопад? Даже если план Маршалла не более чем покупал время, это было решающим вкладом, поскольку время было именно тем, чего, казалось, не хватало Европе. План Маршалла был экономической программой, но кризис, который он предотвратил, был политическим.

Более долгосрочные преимущества Плана Маршалла труднее оценить. Некоторые наблюдатели были разочарованы явной неспособностью американцев убедить европейцев сотрудничать в интеграции их планов так, как они первоначально надеялись. И действительно, какие бы совместные привычки и институты европейцы в конце концов не приобрели, они лишь косвенно обязаны американским усилиям, если вообще обязаны. Но в свете недавнего прошлого Европы любые шаги в этом направлении представляли собой прогресс; и помощь Маршалла, по крайней мере, обязала взаимно подозрительные европейские государства сесть вместе и скоординировать свои ответы и, в конечном счете, многое другое. Обозреватели газеты «Times» были не так далеки от истины, когда в редакционной колонке от 3 января 1949 года утверждали, что, «если сравнить прошлогодние попытки наладить сотрудничество с ожесточенным экономическим национализмом межвоенных лет, то, безусловно, допустимо предположить, что План Маршалла инициирует новую и обнадеживающую эру в европейской истории».

Реальная выгода была психологической. Действительно, можно сказать, что План Маршалла помог европейцам почувствовать себя лучше. Это помогло им решительно порвать с наследием шовинизма, депрессии и авторитарных решений. Из-за этого скоординированная экономическая политика казалась скорее нормальной, чем необычной. А практики в торговле и валютной политике, которые вредили другим странам, сперва начали казаться безрассудными, затем — ненужными и наконец — абсурдными.

Ничего из этого не было бы возможно, если бы План Маршалла был представлен как план «американизации» Европы. Напротив, послевоенные европейцы настолько осознавали свою унизительную зависимость от американской помощи и защиты, что любое неосторожное давление из-за океана наверняка имело бы обратный политический эффект. Позволив европейским правительствам проводить политику, основанную на внутренних компромиссах и опыте, и избегая универсального подхода к программам восстановления, Вашингтон фактически вынужден был отказаться от некоторых своих надежд на западноевропейскую интеграцию, по крайней мере в краткосрочной перспективе.

Ибо ERP не возник на пустом месте. Западная Европа была в состоянии извлечь выгоду из американской помощи, потому что это был давно устоявшийся регион частной собственности, рыночной экономики и, за исключением последних лет, стабильной политики. Но именно по этой причине Западная Европа должна была принимать свои собственные решения и, в конечном, счете будет настаивать на этом. Как выразился британский дипломат Оливер Фрэнкс: «План Маршалла заключался в том, чтобы европейцы могли купить за американские доллары инструменты для восстановления». Остальное — конвертация валют, хорошие торговые отношения, сбалансированные бюджеты и либерализация торговли — зависела от них самих.

Однако очевидным было сравнение не между американскими представлениями и европейскими практиками, а между 1945 и 1918 годами. В большей степени, чем мы теперь помним, две послевоенные эпохи были поразительно похожи. В 1920-е годы американцы уже поощряли европейцев перенимать американские производственные технологии и трудовые отношения. В 1920-е годы многие американские наблюдатели видели спасение Европы в экономической интеграции и капиталовложениях. И так же в 1920-х годах европейцы ожидали из-за океана советов относительно своего будущего и практической помощи в настоящем. Но большая разница заключалась в том, что после Первой мировой войны США давали только займы, а не гранты, и они почти всегда поступали через частный рынок капитала. Таким образом, они имели свою фиксированную цену и обычно были кратковременными. Когда в начале Великой депрессии их потребовали вернуть, это обернулось катастрофой. Контраст в этом отношении поразителен — после первых неудач в 1945-47 годах американские политики пошли на многое, чтобы исправить ошибки предыдущей послевоенной эпохи. План Маршалла знаменателен не только тем, что он сделал, но и тем, чего он старательно избегал.