Это было и до конца оставалось первоочередной задачей. В апреле 1945 года, когда поражение Германии уже стало фактом, но еще не было провозглашено, Рузвельт мог только заявлять, что относительно послевоенного урегулирования для самой Германии «мы должны изучать ситуацию и не спешить с окончательным решением». Для такой позиции были веские причины — поиски решения германского вопроса, как уже видели проницательные наблюдатели, окажутся ужасно трудными, и имело смысл как можно дольше поддерживать антинемецкий союз, связывавший партнеров по войне. Но в результате форма послевоенной Европы диктовалась в первую очередь не сделками и соглашениями военного времени, а местонахождением оккупационных армий на момент капитуляции немцев. Как объяснил Сталин Молотову, когда тот выразил сомнение в формулировке «Декларации об освобожденной Европе»: «мы можем исполнять ее условия так, как нам надо. Значение имеет лишь соотношение сил».
В Юго-Восточной Европе война закончилась к концу 1944 года, когда советские войска полностью взяли под контроль северные Балканы. К маю 1945 года в Центральной и Восточной Европе Красная Армия освободила и вновь оккупировала Венгрию, Польшу и большую часть Чехословакии. Советские войска прошли через Пруссию и вошли в Саксонию. На Западе, где англичане и американцы вели практически раздельные войны в северо-западной и юго-западной Германии соответственно, Эйзенхауэр, конечно
Именно поэтому в Германии и Чехословакии (где американская армия сначала остановилась в 50 километрах от Праги и освободила Пльзенский район Западной Богемии, а потом сразу передала его Красной армии), линия раздела между тем, что должно было стать «Восточной» и «Западной» Европой, шла несколько западнее, чем можно было ожидать по результатам боев. Но лишь самую малость: как бы ни старались генералы Паттон и Монтгомери продвинуться вперед, окончательный исход не был бы существенно изменен. Тем временем, дальше на юг, 2 мая 1945 года Народно-освободительная армия Югославии и британская восьмая армия столкнулись лицом к лицу в Триесте, проводя через этот самый космополитичный из городов Центральной Европы линию, которая станет первой настоящей границей холодной войны.
Конечно, «официальная» холодная война еще не началась. Но в некоторых отношениях она началась задолго до мая 1945 года. Пока Германия оставалась врагом, глубокие разногласия и споры, которыми характеризовались отношения Советского Союза и его партнеров по коалиции, легко было забыть. Но они оставались. Четыре года осторожного сотрудничества в борьбе не на жизнь, а на смерть с общим врагом мало что сделали, чтобы стереть почти тридцать лет взаимной подозрительности Потому что на самом деле «холодная война» в Европе началась не после Второй мировой войны, а после завершения Первой.
Этот момент был совершенно ясен в Польше, которая вела отчаянную войну с новым Советским Союзом в 1920 году; в Великобритании, где Черчилль построил свою межвоенную репутацию частично на «Красной угрозе» начала 20-х годов и теме антибольшевизма; во Франции, где антикоммунизм был сильнейшим козырем правых во внутренних делах с 1921 года до вторжения Германии в мае 1940 года; в Испании, где Сталину и Франко было одинаково выгодно раздувать важность коммунизма в испанской Гражданской войне; и прежде всего, конечно, в самом Советском Союзе, где монополия Сталина на власть и его кровавые чистки партийных критиков основывались главным образом на обвинении Запада и его местных союзников в заговоре с целью подрыва Советского Союза и уничтожения коммунистического эксперимента. 1941-45 годы были лишь промежуточным этапом в международной борьбе между западными демократиями и советским тоталитаризмом, борьба, очертания которой были затемнены, но не существенно изменены угрозой, которую представлял для обеих сторон рост фашизма и нацизма в самом сердце континента.