Короче говоря, цель состояла в том, чтобы избежать одной из главных ошибок Версальского договора, как это казалось политикам 1945 года: неспособность донести до немцев степень их грехов и кару, которую они на себя навлекли. Логикой этого первоначального американского подхода к германскому вопросу была, таким образом, демилитаризация, денацификация, деиндустриализация — лишение Германии ее военных и экономических ресурсов и перевоспитание населения. Эту политику старательно внедряли, по крайней мере, частично: Вермахт был официально распущен (20 августа 1946); разработаны программы денацификации, особенно, как мы видели во второй главе, в американской зоне оккупации, и были наложены жесткие ограничения на немецкие производственные мощности, в частности, производство стали строго ограничивалось «Планом относительно уровня развития послевоенной экономики (Германии)» от марта 1946 года.
Но с самого начала «стратегия Моргентау» подвергалась резкой критике в самой американской администрации. Какая польза будет от доведения (контролируемого Америкой) Германии до фактически доиндустриального состояния? Большая часть лучших сельскохозяйственных земель довоенной Германии находилась теперь под советским контролем или была передана Польше. Тем временем Западная Германия была наводнена беженцами, которые не имели доступа ни к земле, ни к пище. Ограничения на городское или промышленное производство могут держать Германию в упадке, но они не будут кормить ее или восстанавливать. Это бремя, весьма значительное, ляжет на плечи победоносных оккупантов. Рано или поздно им придется переложить эту ответственность на самих немцев, после чего последним придется позволить восстановить свою экономику.
К этим опасениям американские критики первоначальной «жесткой» линии США добавили еще одно соображение. Все это было очень хорошо, заставляя немцев осознать свое собственное поражение, но если им не дать какой-то перспективы на лучшее будущее, результат может быть таким же, как и раньше: обиженная, униженная нация, уязвимая для демагогии справа или слева. Как сказал бывший президент Герберт Гувер самому Трумэну в 1946 году, «между местью и миром надо выбирать. Иметь и то, и другое не выйдет». И если в американской линии в отношении Германии на чашах весов все больше перевешивал «мир», это в значительной степени было обязано перспективе ухудшения отношений между Штатами и Советским Союзом.
Среди ограниченного круга вашингтонских инсайдеров с самого начала было очевидно, что несовместимость советских и западных интересов приведет к конфликту и что четко разграниченные зоны влияния могут быть разумным решением послевоенных проблем. Таково было мнение Джорджа Кеннана. «Почему, — писал он 26 января 1945 года, — мы не могли бы пойти на достойный и определенный компромисс с [СССР]? ]? По-честному разделить Европу на зоны влияния, — держаться подальше от русской сферы, а русские — от нашей?… И в той сфере, которая нам досталась, мы по крайней мере могли попытаться восстановить жизнь после войны на достойном и прочном фундаменте».
Шесть недель спустя Аверелл Гарриман, посол США в Москве, отправил президенту Рузвельту ряд рекомендаций, в которых предлагал более пессимистичный ответ на советские действия в Восточной Европе, намекая на обострение: «Если мы не хотим согласиться с варварским захватом Европы в ХХ веке и репрессиями, которые распространяются все дальше на Восток, то должны найти способ сдержать господствующую политику Советского Союза... Если мы не будем действовать сейчас, время следующего поколения войдет в историю как Советская эпоха».
Гарриман и Кеннан имели совершенно различные взгляды на то, как отвечать на действия Советского Союза, но их оценки действий Сталина вполне совпадали. Однако другие американские лидеры были настроены гораздо оптимистичнее, и не только весной 1945 года. Чарльз Болен, другой американский дипломат и получатель цитированного выше письма Кеннана, верил в возможность послевоенного урегулирования, основанного на широких принципах самоопределения и сотрудничества Великих держав. Признавая необходимость сохранения сотрудничества с Советским Союзом по решению германского вопроса и, Болен и другие, подобно послевоенному госсекретарю Джеймсу Бирнсу, возлагали надежды на военную оккупацию союзниками бывших стран Оси и их сателлитов, а также на свободные выборы в духе Ялтинского соглашения. Лишь позднее, понаблюдав за работой Советской власти под эгидой Союзных контрольных советов в Румынии и Болгарии, они признали несовместимость этих целей и стали разделять предпочтение Кеннана реальной политике и отдельных сфер влияния.