После войны. История Европы с 1945 года

Как и большинство дипломатических авантюр Сталина, блокада Берлина была импровизацией, а не частью какого-либо рассчитанного агрессивного плана. Сталин не собирался воевать за Берлин.[46] Соответственно, когда блокада провалилась, советский лидер сменил тактику. 31 января 1949 года он публично предложил снять блокаду в обмен на отсрочку планов создания западногерманского государства. Западные союзники не собирались идти на такие уступки, но было решено созвать совещание для обсуждения этого вопроса, и 12 мая Советский Союз прекратил блокаду в обмен на проведение конференции министров иностранных дел, запланированной на 23 мая.

Как и было договорено, конференция состоялась и длилась месяц, но участники ожидаемо не пришли к согласию. На самом деле, как только она началась, парламентский совет Западной Германии в Бонне официально ввел в действие «Основной закон», которым было сформировано Западногерманское правительство. Через неделю Сталин ответил тем, что объявил в ответ план создания государства Восточная Германия, которая официально появилась 7 октября.[47] Возникла Федеративная Республика Германия, хотя союзники сохранили за собой определенные полномочия по вмешательству и даже право возобновить прямое правление, если сочтут это необходимым. 15 сентября 1949 года, после успеха его Христианско-демократической партии на выборах месяцем ранее, Конрад Аденауэр стал первым канцлером республики.

Берлинский кризис имел три важных последствия. Во-первых, это привело непосредственно к созданию двух германских государств, результату, которого никто из союзников не добивался четыре года назад. Для западных держав это стало привлекательной и достижимой целью; на самом деле, несмотря на все публичные заявления о необходимости объединения Германии, никто не хотел его скорейшего воплощения. Девять лет спустя британский премьер-министр Гарольд Макмиллан ответил президенту Шарлю де Голлю, когда тот спросил его, как он относится к объединенной Германии: «Теоретически. Теоретически мы всегда должны поддерживать воссоединение. В этом нет опасности». Для Сталина, как только он понял, что он не может ни конкурировать с союзниками за лояльность немцев, ни заставить их отказаться от своих планов, отдельное восточногерманское коммунистическое государство было наименее плохим исходом.

Во-вторых, берлинский кризис впервые обязал Соединенные Штаты к значительному военному присутствию в Европе на неопределенное время. Это было достижение Эрнеста Бевина, британского министра иностранных дел — именно Бевин успешно убедил американцев возглавить воздушный мост в Берлин, после того как Маршалл и генерал Клей (командующий США в Берлине) заверили Трумэна, что риск того стоит. Французы были менее вовлечены в берлинский кризис, потому что с 18 июля по 10 сентября 1948 года страна находилась в самом разгаре политического кризиса, а в Национальной ассамблее не было четкого парламентского большинства.

Но в-третьих, и это вытекало из первых двух, берлинский кризис непосредственно привел к переоценке западных военных расчетов. Если Запад собирается защитить своих немецких клиентов от советской агрессии, то он должен обеспечить себя средствами для этого. В начале берлинского кризиса американцы разместили в Британии стратегические бомбардировщики, оснащенные атомными бомбами, которых в то время у США было 56. Но у Вашингтона не было устоявшейся политики в отношении применения атомных бомб (сам Трумэн особенно неохотно рассматривал возможность их применения), и в случае наступления советских войск, стратегия США в Европе все еще предполагала отступление с континента.

Военное переосмысление началось с чешского переворота. После этого Европа вступила в период повышенной нестабильности, в котором много говорилось о войне. Даже генерал Клей, не склонный к гиперболам, разделял преобладающий страх: «В течение многих месяцев, пользуясь логическим анализом, я считал и утверждал, что войны, скорее всего, не будет еще по крайней мере десять лет. В последние несколько недель я чувствую в советском подходе неуловимую смену, которой я не могу обозначить, но из-за которой мне кажется, что война может вдруг застать нас врасплох». Именно в этой атмосфере Конгресс США принял закон о Плане Маршалла, а европейские союзники подписали Брюссельский пакт 17 марта 1948 года. Брюссельский пакт, однако, был обычным 50-летним договором, обязывающим Великобританию, Францию и страны Бенилюкса «сотрудничать в мерах взаимной помощи в случае возобновления германской агрессии», в то время как европейские политики заметно больше осознавали свою беспомощность перед советским давлением. В этом отношении они были столь же уязвимы, как и прежде. Дирк Стиккер, министр иностранных дел Нидерландов, позднее отмечал про то время: «В Европе мы имели лишь устное обещание американской поддержки от президента Трумэна».