доверил выбор Промыслу... готовясь принять и тот, и... другой исход... Его вызов и его выбор грозили ему гибелью, и он это сознавал и шел на это. Но ставкой его было не просто остаться в живых и даже не возрождение, а - другая жизнь[608].
Оба высказывания внешне похожи, но внутренне они - антагонисты. В первом случае речь идет о суеверном Пушкине, бросившем вызов судьбе, во втором - о поэте, верящем в Промысел Божий и особый миропорядок, находящийся во власти Провидения и только отчасти - людей. У Абрамович поэт - герой судьбы или «венец природы», постигший ее закономерности, у Битова - сотрудник Бога, каждый раз как бы заново возрождающийся к жизни: «Восстань, пророк, и виждь, и внемли, Исполнись волею моей».
Пушкин шел на дуэль весело. Сосед поэта по верхнему этажу припоминал в разговоре с Бартеневым:
Утром 27 января Лубяновский в воротах встретился с Пушкиным, бодрым и веселым: шел он к углу Невского проспекта...[609].
Три часа дня это еще вполне «утро», хотя и позднее. Ведь, по замечанию Данзаса дуэль должна была состояться в 5-ом часу «пополудни».
Поэт ждал друга, вероятно, не более получаса. Было, как уже говорилось, около 4-х часов, когда они встретились.
Выпив стакан лимонаду или воды, Данзас не помнит, Пушкин вышел с ним из кондитерской; сели в сани и отправились по направлению к Троицкому мосту[610].
По воспоминаниям Данзаса:
На Дворцовой набережной они встретили в экипаже г-жу Пушкину. Данзас узнал ее, надежда в нем блеснула, встреча эта могла поправить все. Но жена Пушкина была близорука, а Пушкин смотрел в другую сторону ...На Неве Пушкин спросил Данзаса, шутя: «Не в крепость ли ты везешь меня?» - «Нет, - отвечал Данзас, - через крепость на Черную речку самая близкая дорога»[611].
Здесь обычно принято восклицать вслед за другом поэта: - ах, если бы Наталья Николаевна не была так близорука, ах, если ли бы Пушкин посмотрел в ее сторону! Странных совпадений, как отмечалось, в этот день было предостаточно, но эта, думается, не принадлежала к числу тех, которые могли изменить роковой ход событий. Ничего не произошло бы - заметь Наталья Николаевна мужа. Поэт отправил бы ее домой любым способом - лаской или откровенной грубостью. Все объяснения уже произошли накануне. Им лучше было не видеть друг друга, чтобы избежать неловкой сцены.
Сани выехали на Каменноостровский проспект. Навстречу Пушкину и Данзасу стали попадаться экипажи знакомых, принимавших участие в катанье на Островах. Дочь саксонского посланника Августы фон Габленц вспоминала:
Как будто это было сегодня, помню я, как мы, возвращаясь с веселого, оживленного катания с гор, встретили Пушкина в санях. Я крикнула Пушкину: «Но вы опаздываете!» На что он, приветливо мне кланяясь и махая рукой, ответил: «Нет, мадемуазель Августа, я не опаздываю.[612].
Те же опасения высказывали и другие встречные:
На Каменноостровском проспекте они встретили в санях двух знакомых офицеров Конного полка: князя В.Д.Голицына и Головина. Думая, что Пушкин и Данзас ехали на горы, Голицын закричал им: Что вы так поздно едете, все уже оттуда разъезжаются?![613].
Следом за поэтом уже ехали Геккерны с Аршиаком. Это не могло не вызвать тревогу у проезжавших мимо знакомых. М.Н.Лонгинов писал:
Неоднократно слышанный мною от покойной графини А.К.Воронцовой-Дашковой рассказ об этом роковом дне остался, между прочим, жив в моей памяти. Эта прелестная и любезная женщина ...не могла никогда вспоминать без горести о том, как она встретила Пушкина, едущего на острова с Данзасом, и направляющихся туда же Дантеса с Д'Аршиаком. Она думала, как бы предупредить несчастие, в котором не сомневалась после такой встречи, и не знала как быть. К кому обратиться? Куда послать, чтоб остановить поединок? Приехав домой, она в отчаянии говорила, что с Пушкиным непременно произошло несчастие, и предчувствие девятнадцатилетнего женского сердца не было обманом. Вот новое доказательство, до какой степени в петербургском обществе предвидели ужасную катастрофу: при первом признаке ее приближения уже можно было догадаться о том, что произойдет[614].