Последняя мистификация Пушкина

буд­то бы он, Дан­тес, и в по­мыш­ле­нии не имел по­гу­бить Пуш­ки­на ...ко­гда со­пер­ни­ки, го­то­вые сра­зить­ся, ста­ли друг про­тив дру­га, а Пуш­кин на­во­дил на Гек­ке­ре­на пис­то­лет, то рас­сказ­чик, про­чтя в ис­пол­нен­ном не­на­вис­ти взгля­де Алек­сан­д­ра Сер­гее­ви­ча свой смерт­ный при­го­вор, яко­бы оро­бел, рас­те­рял­ся и уже по чув­ст­ву са­мо­со­хра­не­ния пре­ду­пре­дил про­тив­ни­ка и вы­стре­лил пер­вым, сде­лав че­ты­ре ша­га из пя­ти, на­зна­чен­ных до барь­е­ра. За­тем, буд­то бы це­лясь в но­гу Алек­сан­д­ра Сер­гее­ви­ча, он, Дан­тес, «стра­ха ра­ди» пе­ред бес­по­щад­ным про­тив­ни­ком, не со­об­ра­зил, что при та­ком при­це­ле не достигнет же­лае­мо­го, а по­па­дет вы­ше но­ги. «Lediable s'en est mile» (черт вме­шал­ся в де­ло) - за­кон­чил ста­рик свое по­ве­ст­во­ва­ние, за­яв­ляя, что он про­сит Да­вы­до­ва пе­ре­дать это вся­ко­му, с кем бы его слу­ша­тель в Рос­сии ни встре­тил­ся[625].

Полагают, что Дан­тес стре­мил­ся обе­лить се­бя в гла­зах со­оте­че­ст­вен­ни­ков по­эта и со­чи­нил это оп­рав­да­ние. Но за­чем ува­жае­мому фран­цуз­скому се­на­тору оправдываться перед да­ле­ким пе­тер­бург­ским об­ще­ст­вом? Нет, он не искал справедливости. Им двигала оби­да! Ведь быв­ший ка­ва­лер­гард го­во­рил прав­ду, ко­то­рую ни­кто не хо­тел замечать, а с этим трудно примириться.

Что­бы оце­нить спра­вед­ли­вость слов Дан­те­са, не­об­хо­ди­мо оз­на­ко­мить­ся с ре­зуль­та­та­ми ме­ди­цин­ской экс­пер­ти­зы, про­ве­ден­ной В.И.Да­лем - близ­ким зна­ко­мым по­эта, пи­са­те­лем, со­ста­ви­те­лем из­вест­но­го тол­ко­во­го сло­ва­ря и во­ен­ным вра­чом, хо­ро­шо раз­би­раю­щим­ся в бое­вых ра­не­ни­ях. Он про­из­вел вскры­тие те­ла Пуш­ки­на:

По ок­руж­но­сти боль­шо­го та­за, с пра­вой сто­ро­ны, най­де­но бы­ло мно­же­ст­во не­боль­ших ос­кол­ков кос­ти, а на­ко­нец и ниж­няя часть кре­ст­цо­вой кос­ти бы­ла раз­дроб­ле­на. По на­прав­ле­нию пу­ли на­доб­но за­клю­чать, что уби­тый сто­ял бо­ком, впол­обо­ро­та, и на­прав­ле­ние вы­стре­ла бы­ло не­сколь­ко свер­ху вниз. Пу­ля про­би­ла об­щие по­кро­вы жи­во­та, в двух дюй­мах от верх­ней, пе­ред­ней око­неч­но­сти чре­сель­ной или под­вздош­ной кос­ти пра­вой сто­ро­ны, по­том шла, сколь­зя по ок­руж­но­сти боль­шо­го та­за, свер­ху вниз, и, встре­тив со­про­тив­ле­ние в кре­ст­цо­вой кос­ти, раз­дро­би­ла ее и за­се­ла где-ни­будь поблизо­сти[626].

Итак, Пуш­кин сто­ял в ата­кую­щей по­зе, для ус­той­чи­во­сти раз­вер­нув­шись впол­обо­ро­та пра­вым бо­ком к про­тив­ни­ку - по­это­му пу­ля по­па­ла ему не в верх бед­ра, а в низ жи­во­та. В сви­де­тель­ст­ве го­во­рит­ся, что «на­прав­ле­ние вы­стре­ла бы­ло свер­ху вниз». По рос­ту про­тив­ни­ки от­ли­ча­лись: Пуш­кин -167 см.[627], Дантес - 182 см. При­мем во вни­ма­ние и то, ка­кое рас­стоя­ние их раз­де­ля­ло в мо­мент вы­стре­ла - один­на­дцать ша­гов, то есть семь-во­семь мет­ров. А те­перь за­да­дим­ся во­про­сом: как же дол­жен был дер­жать пис­то­лет че­ло­век вы­со­ко­го рос­та, что­бы с та­ко­го ни­чтож­но­го рас­стоя­ния по­пасть в пах низ­ко­рос­ло­му про­тив­ни­ку? Ведь Дан­тес стре­лял не ху­же Пуш­ки­на. От­вет на­пра­ши­ва­ет­ся сам со­бой - ка­ва­лер­гард соз­на­тель­но це­лил в но­ги. И по­нят­но: ему нель­зя бы­ло уби­вать Пуш­ки­на ни по ка­ким мо­ти­вам - ни по лю­бов­ным, ни по политическим, ни по се­мей­ным. Смер­тель­ный ис­ход ду­эли ста­вил крест на его российской жизни.

Возможно, идея ра­нить по­эта в но­гу об­су­ж­да­лась Гек­кер­на­ми за­ра­нее. Но Дан­тес не имел ду­эль­но­го опы­та и не по­ни­мал сути по­един­ка. Он ис­пу­гал­ся при­сталь­но­го, за­па­даю­ще­го в ду­шу взгля­да по­эта и в по­след­ст­вие да­же не скры­вал это­го, по­то­му что не ви­дел в том ни­че­го за­зор­но­го. Для ев­ро­пей­ско­го, ра­цио­наль­но­го соз­на­ния, не ве­ря­ще­го в Провидение, так ес­те­ст­вен­но бы­ло ис­пу­гать­ся смерти.

Один из не­дав­но ушед­ших от нас ака­де­ми­ков счи­тал, что по­эт ждал, ко­гда ка­ва­лер­гард вы­стре­лит, что­бы за­тем вы­звать его к барь­е­ру и рас­стре­лять в упор. Мысль чу­до­вищ­ная, осо­бен­но не­воз­мож­ная в ус­тах куль­тур­но­го че­ловека! Она вы­да­ет ис­пуг на­ше­го со­вре­мен­ни­ка пе­ред смер­тью, ко­то­рая устанавливает ре­ши­тель­ную грань ме­ж­ду ма­те­ри­аль­ным ми­ром и не­зри­мой ду­хов­ной беспредель­но­стью.