Читаем Последняя мистификация Пушкина полностью

Что до ме­ня ка­са­ет­ся, то я по­чи­таю ос­корб­ле­ни­ем для па­мя­ти Пуш­ки­на пред­по­ло­же­ние, буд­то он стре­лял в про­тив­ни­ка с пре­иму­ще­ст­ва­ми, на ко­то­рые не имел пра­ва. Еще раз по­вто­ряю, что ни­ка­ко­го со­мне­ния про­тив пра­виль­но­сти об­ме­на пис­то­ле­та ска­за­но не бы­ло. Ес­ли бы оно мог­ло воз­ро­дить­ся, то г. д'Аршиак обя­зан был объ­я­вить воз­ра­же­ние и не ос­та­нав­ли­вать­ся зна­ком, буд­то бы от г. Гек­кер­на (Дан­те­са) по­дан­ным. К то­му же сей по­след­ний не ина­че мог бы уз­нать на­ме­ре­ние г. д'Аршиака, как то­гда, ко­гда бы оно бы­ло вы­ра­же­но сло­ва­ми; но он их не про­из­но­сил[637].

На­стаи­вая на том, «что ни­ка­ко­го со­мне­ния про­тив пра­виль­но­сти об­ме­на пис­то­ле­та ска­за­но не бы­ло», Дан­зас не­воль­но вы­да­вал се­бя. Вы­хо­ди­ло, что он са­мо­стоя­тель­но при­нял ре­ше­ние об об­ме­не пис­то­ле­та, не спро­сив раз­ре­ше­ния се­кун­дан­та про­тив­ни­ка, что бы­ло гру­бым на­ру­ше­ни­ем пра­вил ду­эли? Или же он дей­ст­во­вал, зная, что это не вы­зо­вет воз­ра­же­ний? То­гда его по­сту­пок вы­гля­дел впол­не объ­яс­ни­мым: со­глас­но пред­ва­ри­тель­ной до­го­во­рен­но­сти он вос­ста­нав­ли­вал ра­вен­ст­во сто­рон.

За­кон­чил пись­мо Дан­зас в при­ми­ри­тель­ном то­не, пре­крас­но по­ни­мая, что смерть по­эта бы­ла ро­ко­вым сте­че­ни­ем об­стоя­тельств:

Я от­даю пол­ную спра­вед­ли­вость бод­ро­сти ду­ха, по­ка­зан­ной во вре­мя по­един­ка г. Гек­кер­ном (Дан­те­сом); но ре­ши­тель­но от­вер­гаю, что­бы он про­из­воль­но под­верг­ся опас­но­сти, ко­то­рую мог бы от се­бя от­стра­нить. Не от не­го за­ви­се­ло ук­ло­нить­ся от уда­ра своего про­тив­ни­ка, по­сле то­го, как он свой на­нес. Ра­ди ис­ти­ны рас­ска­за при­бав­лю так­же за­ме­ча­ние на это вы­ра­же­ние: «Гек­керн (Дан­тес) не­под­виж­ный до тех пор - упал». Про­тив­ни­ки шли друг на дру­га гру­дью. Ко­гда Пуш­кин упал, то­гда г. Гек­керн (Дан­тес) сде­лал дви­же­ние, что­бы по­дой­ти к не­му; по­сле же слов Пуш­ки­на, что он хо­тел стре­лять, он воз­вра­тил­ся на свое ме­сто, стал бо­ком и при­крыл грудь свою пра­вою ру­кою[638].

И все же, по­че­му ра­на Пуш­ки­на ока­за­лась да­же внеш­не бо­лее серь­ез­ной, чем ра­на Дан­те­са. Не по­след­нюю роль здесь сыг­ра­ла раз­ность боевых по­зи­ций. Пуш­кин го­то­вил­ся к вы­стре­лу, а по­то­му сто­ял, слегка развернувшись к противнику. Дан­тес же, по­сле вы­стре­ла, принял обо­ро­ни­тель­ную стойку, то есть по­вер­нул­ся к поэту точ­но пра­вым бо­ком, ук­рыв грудь от пря­мо­го по­па­да­ния. К то­му же, во­ен­ный мун­дир ка­ва­лер­гар­да из плот­но­го сук­на, на­по­ми­наю­щий лег­кую сте­га­ную коль­чу­гу, мог вы­пол­нить роль амор­ти­за­то­ра. Пу­ля шла по ка­са­тель­ной к плос­ко­сти гру­ди и, столк­нув­шись с чем-то твер­дым – например, с той же пуговицей, ри­ко­ше­том от­ско­чи­ла в сто­ро­ну. Со­б­ра­ние условий ред­кое, но, похоже, они и бы­ли со­блю­де­ны.

Са­ма по се­бе пу­го­ви­ца, бель­е­вая или ла­тун­ная, не спас­ла бы Дан­те­са от ло­бо­во­го уда­ра. Но в дан­ном слу­чае она лишь слег­ка от­кло­ни­ла тра­ек­то­рию ослаб­лен­ной пу­ли, а плот­ный мун­дир смяг­чил си­лу толч­ка. В ре­зуль­та­те, кро­ме про­стре­лен­но­го пред­пле­чья на те­ле Дан­те­са спус­тя де­вять дней не на­шли да­же сле­дов серь­ез­ных уши­бов.

Считается, что па­де­ние обо­их про­тив­ни­ков опровергает вер­сию о пло­хо за­ря­жен­ных пис­то­ле­тах, что слабые пули не опрокинули бы их на землю. Од­на­ко, по­ста­вьте че­ло­ве­ка в уз­кую, в аршин шириной, толь­ко что вы­топ­тан­ную в глу­бо­ком сне­гу до­рож­ку, а за­тем слег­ка толк­ни­те его и по­смот­ри­те лег­ко ли бу­дет ему со­хра­нить рав­но­ве­сие?!

Еще од­но важ­ное за­ме­ча­ние, под­твер­ждаю­щее спра­вед­ли­вость пред­ло­жен­ной вер­сии, мож­но най­ти в очер­ке Д.А.Алек­сее­ва «Тай­ны ги­бе­ли Пуш­ки­на»[639]:

Ни­где по­том се­кун­дан­ты не рас­ска­зы­ва­ли, как... за­ря­жа­ли две па­ры пис­то­ле­тов, и этот не­при­мет­ный факт, соб­ст­вен­но, и на­толк­нул нас на раз­мыш­ле­ния.

Од­на­ко, раз­мыш­ле­ния эти при­ня­ли слиш­ком сво­бод­ный ха­рак­тер. Ав­тор ре­шил, что Дан­зас все за­ду­мал и про­де­лал са­мо­стоя­тель­но при не­ко­то­ром по­пус­ти­тель­ст­ве Ар­шиа­ка. Толь­ко по­сле тра­ге­дии, друг по­эта со­об­ра­зил, что ему сле­до­ва­ло бы не умень­шать, а, на­про­тив, уве­ли­чить за­ряд пис­то­ле­тов, посколь­ку, бла­го­да­ря сквоз­но­му ра­не­нию, Пуш­кин, воз­мож­но, ос­тал­ся бы жив. Утверждение спор­ное: раз­дроб­лен­ный таз, в до­бав­ле­ние к су­ще­ст­вующим раз­ру­ше­ни­ям, вряд ли уве­ли­чи­л бы шан­сы по­эта на вы­здо­ров­ле­ние. А вот другая догадка Алек­сее­ва, вытекающая из его смелых рассуждений, кажется более справедливой:

Как знать, не эти ли мыс­ли ста­ли впо­след­ст­вии для Дан­за­са ис­точ­ни­ком горь­ких ду­шев­ных тер­за­ний?.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Клуб банкиров
Клуб банкиров

Дэвид Рокфеллер — один из крупнейших политических и финансовых деятелей XX века, известный американский банкир, глава дома Рокфеллеров. Внук нефтяного магната и первого в истории миллиардера Джона Д. Рокфеллера, основателя Стандарт Ойл.Рокфеллер известен как один из первых и наиболее влиятельных идеологов глобализации и неоконсерватизма, основатель знаменитого Бильдербергского клуба. На одном из заседаний Бильдербергского клуба он сказал: «В наше время мир готов шагать в сторону мирового правительства. Наднациональный суверенитет интеллектуальной элиты и мировых банкиров, несомненно, предпочтительнее национального самоопределения, практиковавшегося в былые столетия».В своей книге Д. Рокфеллер рассказывает, как создавался этот «суверенитет интеллектуальной элиты и мировых банкиров», как распространялось влияние финансовой олигархии в мире: в Европе, в Азии, в Африке и Латинской Америке. Особое внимание уделяется проникновению мировых банков в Россию, которое началось еще в брежневскую эпоху; приводятся тексты секретных переговоров Д. Рокфеллера с Брежневым, Косыгиным и другими советскими лидерами.

Дэвид Рокфеллер

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное