Последняя мистификация Пушкина

На этом мож­но бы­ло бы по­ста­вить точ­ку, ес­ли бы не су­ще­ст­во­вал еще один стран­ный до­ку­мент - Оп­ре­де­ле­ние Ге­не­рал Ау­ди­то­риа­та от 16 Мар­та 1837 го­да. На­ча­ло его ни­чем не от­ли­ча­лось от до­ку­мен­тов су­да - раз­ве что чуть бо­лее изящ­ным и эмо­цио­наль­ным из­ло­же­ни­ем из­вест­ных фак­тов:

Пред­ше­ст­во­вав­шие сей ду­эли не­удо­воль­ст­вия ме­ж­ду ка­мер-юн­ке­ром Пуш­ки­ным и по­ру­чи­ком Ба­ро­ном Его­ром Гек­ке­ре­ном, воз­ник­ли с до­воль­но дав­не­го вре­ме­ни. По­во­дом к се­му, как де­ло по­ка­зы­ва­ет бы­ло лег­ко­мыс­лен­ное по­ве­де­ние Ба­ро­на Его­ра Гек­ке­ре­на, ко­то­рый ос­корб­лял же­ну Пуш­ки­на свои­ми пре­сле­до­ва­ния­ми кло­нив­ши­ми­ся к на­ру­ше­нию се­мей­ст­вен­но­го спо­кой­ст­вия и свя­то­сти прав суп­ру­же­ских. В но­яб­ре ме­ся­це про­шло­го 1836-го не­удо­воль­ст­вия сии воз­рос­ли до то­го, что Пуш­кин вы­зы­вал Гек­ке­ре­на на ду­эль, од­на­ко ж по­сле сам же унич­то­жил свой вы­зов, уз­нав­ши, как вид­но из пись­ма его к чи­нов­ни­ку Фран­цуз­ско­го По­соль­ст­ва Ви­кон­ту Д'Аршиаку, что Гек­ке­рен ре­шил­ся же­нить­ся на своя­че­ни­це его фрей­ли­не Гон­ча­ро­вой.

Не­ожи­дан­но­сти на­ча­лись, ко­гда ге­не­рал-ау­ди­тор пе­ре­шел к опи­са­нию ян­вар­ских со­бы­тий. Пре­ж­де все­го, это ка­са­лось са­мой ано­ним­ки. О ней вдруг вспом­ни­ли! Ее по­яв­ле­нию, со­всем как в оди­оз­ных за­пис­ках Ара­по­вой, при­пи­сы­ва­лась роль ро­ко­во­го об­стоя­тель­ст­ва, при­вед­ше­го к тра­ги­че­ской раз­вяз­ке:

За всем тем и по­сле же­нить­бы Гек­ке­ре­на на де­ви­це Гон­ча­ро­вой, не­удо­воль­ст­вия к не­му Пуш­ки­на не толь­ко не по­гас­ли, но день ото дня уси­ли­ва­лись еще бо­лее. - …Егор Гек­ке­рен и по­сле свадь­бы не пре­ста­вал при вся­ком слу­чае изъ­яв­лять же­не Пуш­ки­на свою страсть и дерз­ким об­ра­ще­ни­ем с нею в об­ще­ст­вах, да­вать по­вод к уси­ле­нию мне­ния, ос­корб­ляв­ше­го честь, как Пуш­ки­на, так и же­ны его; кро­ме то­го при­сы­лае­мы бы­ли к Пуш­ки­ну бе­зы­мян­ные рав­но ос­кор­би­тель­ные для чес­ти их пись­ма, в при­сыл­ке ко­их Пуш­кин то­же по­доз­ре­вал Гек­ке­ре­на, че­го впро­чем по след­ст­вию и су­ду не­от­кры­то.

На­пос­ле­док 26 ген­ва­ря се­го го­да Пуш­кин по по­лу­че­нии бе­зы­мян­ных пи­сем, по­слал к от­цу под­су­ди­мо­го Гек­ке­ре­на Ми­ни­ст­ру Ни­дер­ланд­ско­го дво­ра, пись­мо, на­пол­нен­ное по­но­си­тель­ны­ми и обид­ны­ми вы­ра­же­ния­ми. …След­ст­ви­ем се­го пись­ма был вы­зов на ду­эль, пред­ло­жен­ный Пуш­ки­ну от Гек­ке­ре­нов[758].

И тут впол­не кор­рект­ное юри­ди­че­ское опи­са­ние су­ще­ст­ва де­ла бы­ло пре­рва­но се­ри­ей фан­та­сти­че­ских за­ме­ча­ний, в ос­но­ве ко­то­рых ле­жа­ла по­пыт­ка объ­яс­нить за­ве­до­мо «не­объ­яс­ни­мое» по­ве­де­ние по­эта:

Хо­тя же под­су­ди­мый по­ру­чик Гек­ке­рен… не сде­лал точ­но­го при­зна­ния, от­зы­ва­ясь, что об­ра­ще­ние его с же­ною Пуш­ки­на за­клю­ча­лось толь­ко в од­них свет­ских веж­ли­во­стях; но та­ко­вое от­ри­ца­тель­ст­во не­за­слу­жи­ва­ет ува­же­ния, ибо сам он Гек­ке­рен ме­ж­ду про­чим соз­на­ет­ся, что по­сы­лая до­воль­но час­то к же­не Пуш­ки­на кни­ги и те­ат­раль­ные би­ле­ты при­ла­гал при том свои за­пис­ки, ко­то­рые за­клю­ча­ли в се­бе та­кие вы­ра­же­ния кои мог­ли воз­бу­дить ще­кот­ли­вость Пуш­ки­на как му­жа.

Так мог рас­су­ж­дать ли­те­ра­тор, че­ло­век из­бы­точ­но­го во­об­ра­же­ния, но ге­не­рал-ау­ди­тор Но­ин­ский по­шел еще даль­ше и как за­яд­лый пуш­ки­нист стал от­кро­вен­но пе­ре­дер­ги­вать фак­ты с од­ной це­лью – унич­то­жить про­тив­ни­ка по­эта. Дан­тес го­во­рил о сво­ей уч­ти­во­сти по­сле но­ябрь­ско­го вы­зо­ва, а Но­ин­ский уличал его фак­та­ми до но­ябрь­ской жиз­ни. Апо­фе­о­зом же его раз­мыш­ле­ний ста­ло вы­ра­же­ние, ес­те­ст­вен­ное для лю­бой пуш­кин­ской био­гра­фии, но не для су­деб­но­го де­ла:

…на­ко­нец и по­ме­щен­ные в пись­ме Пуш­ки­на к от­цу под­су­ди­мо­го ми­ни­ст­ру ба­ро­ну Гек­ке­ре­ну дерз­кие ос­кор­би­тель­ные вы­ра­же­ния не мог­ли быть на­пи­са­ны без важ­ных при­чин, ко­то­рые от час­ти по­яс­ня­ют­ся са­мым со­дер­жа­ни­ем пись­ма и объ­яс­не­ния­ми Пуш­ки­на в при­сут­ст­вии се­кун­дан­тов.

Ко­неч­но, Дан­те­с мог оби­деть­ся на суд и рос­сий­ское об­ще­ст­во, хо­тя су­ди­ли его по тем же за­ко­нам, что и Пуш­ки­на. Су­ди­ли-ря­ди­ли и даже не пы­та­лись ус­та­но­вить ис­ти­ну. Для Дан­те­са ге­не­рал-ау­ди­тор по­тре­бо­вал су­хо:

Гек­ке­ре­на за вы­зов на ду­эль и убий­ст­во на оной ка­мер-юн­ке­ра Пуш­ки­на, ли­шив чи­нов и при­об­ре­тен­но­го им рос­сий­ско­го дво­рян­ско­го дос­то­ин­ст­ва, на­пи­сать в ря­до­вые, с оп­ре­де­ле­ни­ем на служ­бу по на­зна­че­нию Ин­спек­тор­ско­го Де­пар­та­мен­та.

А вот для се­кун­дан­та по­эта на­шлись го­раз­до бо­лее те­п­лые сло­ва: