Последняя мистификация Пушкина

Сла­ва Бо­гу ка­жет­ся все кон­че­но. Же­них и поч­тен­ный его ба­тюш­ка бы­ли у ме­ня с пред­ло­же­ни­ем. К боль­шо­му сча­стию за чет­верть ча­са пред ни­ми прие­хал из Мо­ск­вы старший Гон­ча­ров и он объ­я­вил им ро­ди­тель­ское со­гла­сие, и так все кон­цы в во­ду. Се­го­дня же­них по­да­ет прось­бу по фор­ме о по­зво­ле­нии же­нить­бы и зав­тра от не­вес­ты по­сту­пит к им­пе­рат­ри­це. Те­перь по­зволь­те мне от все­го мое­го серд­ца при­нес­ти вам мою бла­го­дар­ность и про­сти­те все му­че­ния, ко­то­рые вы пре­тер­пе­ли во все сие бур­ное вре­мя, я бы са­ма при­шла к вам, чтоб от­бла­го­да­рить, но пра­во сил не­ту.

Но ра­дость бы­ла не­дол­гой. В ду­эль­ной ис­то­рии уча­ст­во­ва­ло еще од­но влия­тель­ное «ли­цо», дей­ст­вий ко­то­ро­го жда­ли оба про­тив­ни­ка, од­но­вре­мен­но и рас­счи­ты­вая на не­го, и стра­шась его си­лы и свое­во­лия. Так ждут про­бу­ж­де­ния сти­хии, на­де­ясь на очи­ще­ние, и га­да­ют, во что мо­жет обой­тись ее не­обуз­дан­ный нрав. Этим «ли­цом» бы­ло об­ще­ст­вен­ное мне­ние. Ред­кий че­ло­век мо­жет ска­зать, что не за­ви­сим от не­го. Мы дей­ст­ву­ем в ок­ру­же­нии чу­жих инте­ре­сов, и за­час­тую ему – «об­ще­ст­вен­но­му мне­нию» - обя­за­ны осу­ще­ст­в­ле­ни­ем сво­их же­ла­ний или пол­ным их кру­ше­ни­ем. На не­го упо­вал Пуш­кин, его за­кли­на­ли Гек­кер­ны. Но по­лу­чи­лось так, что оно рас­пра­ви­лось с обо­и­ми: поды­грав про­тив­ни­ку по­эта, оно за­тем вы­ки­ну­ло его из Рос­сии са­мым бес­це­ре­мон­ным и жал­ким образом, за­ста­вив весь ос­та­ток дол­гой жиз­ни раз­мыш­лять над пре­врат­но­стью судь­бы.

За три дня но­вость о сва­тов­ст­ве ка­ва­лер­гар­да обош­ла все свет­ские са­ло­ны и вер­ну­лась к Пуш­ки­ну в не­ве­ро­ят­ном, чу­до­вищ­ном ви­де. Дан­тес был объ­яв­лен ге­ро­ем – за­щит­ни­ком чес­ти ок­ле­ве­тан­ной жен­щи­ны! Об­ще­ст­вен­ное мне­ние все рас­су­ди­ло по-сво­ему. Во­пре­ки же­ла­нию са­мих уча­ст­ни­ков ду­эль­ной ис­то­рии, оно про­воз­гла­си­ло: ни­че­го еще не кон­чи­лось - все толь­ко на­чи­на­ет­ся!

Да и как признать окон­чание?! Пре­рвать­ся на са­мом ин­те­рес­ном?! Бле­стя­щий ка­ва­лер­гард же­нит­ся на бес­при­дан­ни­це! Пусть да­же из влия­тель­но­го ро­да – но то­го ли дос­то­ин пер­вый же­них Пе­тер­бур­га?! Не будь у сва­тов­ст­ва та­ин­ст­вен­ной при­чи­ны - ее сле­до­ва­ло бы вы­ду­мать. А тут она ле­жа­ла на по­верх­но­сти: о ней го­во­рил Пуш­кин, а дру­зья по­эта под­твер­жда­ли су­ще­ст­во­ва­ние за­га­доч­ной ано­ним­ки.

Боль­шин­ст­ву лю­дей нра­вит­ся, ко­гда соз­да­ют­ся «кра­си­вые» па­ры. В них фи­зи­че­ская при­ро­да бе­рет верх над ду­хов­ной. Обы­ден­ность ус­по­каи­ва­ет, от­во­дя гру­ст­ные раз­мыш­ле­ния о веч­ном. По­яв­ле­ние На­та­льи Ни­ко­ла­ев­ны ря­дом с не­ка­зи­стым Пуш­ки­ным то­же раз­дра­жа­ло, сви­де­тель­ст­во­ва­ло о дру­гой жиз­ни - о внут­рен­нем, не­ви­ди­мом бо­гат­ст­ве по­эта. Но с этим еще мож­но бы­ло как-то ми­рить­ся, по­ла­гая, что жен­щи­на поль­сти­лась на сла­ву пер­вой по­эти­че­ской да­мы. Но что­бы кра­са­вец муж­чи­на же­нил­ся на «не­кра­си­вой, чер­ной и бед­ной» де­ви­це – та­кую «ре­аль­ность» труд­но бы­ло принять!

У слу­хов свои за­ко­ны. Вы­зван­ные к жиз­ни, они на­би­ра­ют не­ве­ро­ят­ную силу и не­ред­ко гу­бят сво­его соз­да­те­ля, со­вер­шая тай­ное пра­во­су­дие. На­ив­но думать, что лю­бая сплет­ня, бро­шен­ная в свет­ской гос­ти­ной, спо­соб­на об­рес­ти раз­ру­ши­тель­ную мощь. Для это­го ей на­до ока­зать­ся на пе­ре­кре­ст­ке мно­гих интересов и очень по­хо­дить на прав­ду - ту са­мую, ко­то­рая рас­па­ля­ет воображение.

Спус­тя не­де­лю, по­сле объ­яв­ле­ния по­молв­ки, гра­фи­ня С.А. Боб­рин­ская со­об­ща­ла в пись­ме к му­жу о глав­ной пе­тер­бург­ской но­во­сти:

Ни­ко­гда еще с тех пор как сто­ит свет, не по­ды­ма­лось та­ко­го шу­ма, от ко­то­ро­го со­дро­га­ет­ся воз­дух во всех пе­тер­бург­ских гос­ти­ных. Гек­керн-Дан­тес же­нит­ся! Вот со­бы­тие, ко­то­рое по­гло­ща­ет всех и бу­до­ра­жит сто­ус­тую мол­ву. Да, он же­нит­ся, и <...> это брак, ре­шен­ный се­го­дня, ко­то­рый на­вряд ли со­сто­ит­ся зав­тра. Он же­нит­ся на стар­шей Гон­ча­ро­вой, не­кра­си­вой, чер­ной и бед­ной се­ст­ре бе­ло­ли­цей, по­этич­ной кра­са­ви­цы, же­ны Пуш­ки­на. Ес­ли ты бу­дешь ме­ня рас­спра­ши­вать, я те­бе от­ве­чу, что ни­чем дру­гим я вот уже це­лую не­де­лю не за­ни­ма­юсь, и чем боль­ше мне рас­ска­зы­ва­ют об этой не­по­сти­жимой ис­то­рии, тем мень­ше я что-ли­бо в ней по­ни­маю. Это ка­кая-то тай­на люб­ви, герои­че­ско­го са­мо­по­жерт­во­ва­ния, это Жюль Жа­нен, это Баль­зак, это Вик­тор Гю­го. Это ли­те­ра­ту­ра на­ших дней. Это воз­вы­шен­но и сме­хо­твор­но[130].

Вот так - ни мно­го, ни ма­ло, а тай­на люб­ви! На­до ска­зать, гра­фи­ня об­ла­да­ла оп­ре­де­лен­ным вку­сом: она тща­тель­но, все­сто­рон­не рас­смат­ри­ва­ла чу­жую ис­то­рию буд­то ис­кус­ную без­де­ли­цу, слу­чай­но по­пав­шую ей в ру­ки: