Прости за бессвязность этой записки, но поверь, я потерял голову, она горит, точно в огне, и мне дьявольски скверно, но, если тебе недостаточно сведений, будь милостив, загляни в казарму перед поездкой к Лерхенфельдам, ты найдешь меня у Бетанкура. Целую тебя, Ж. де Геккерн [17].
Вот лицо настоящего Дантеса! Какой удивительный, хорошо продуманный сценарий! Неожиданно хитроумный, простодушно циничный! Вот дух времени, который противостоял поэту! Какие еще эпитеты можно привести в похвалу разврату! Конечно, найдутся люди, которые, прочитав эти строки, не устанут утверждать, что кавалергард был глуп и незатейлив, что им руководил приемный отец. Появится и более изощренное объяснение:
сын не столько подсказывал отцу, как вести дело, сколько просил выполнить то, о чем они договорились ранее, и то, что подсказал ему отец[18].
Но выражения «абсолютно необходимо, чтобы ты переговорил с нею», «отказавшись от партии, ты улучишь минутку для разговора», «вот мое мнение: я полагаю, что ты должен открыто к ней обратиться», «ты должен настоятельно попросить хранить это в тайне», «было бы осмотрительно, если бы ты не сразу стал просить ее принять меня», «остерегайся употреблять выражения, которые были в том письме» - никак не принадлежат перу руководимого человека и с лихвой перекрывают пару ритуальных фраз, сказанных для старого любовника: «я решился прибегнуть к твоей помощи и умолять выполнить сегодня вечером то, что ты мне обещал» и «еще раз умоляю тебя, мой дорогой, прийти на помощь, я всецело отдаю себя в твои руки». А сколько упоительного самолюбования заключено во фразе «мне кажется, что такое начало весьма хорошо». Почти библейское: «И увидел Бог, что это хорошо»!
В письме Дантеса есть все: описание мизансцены (светский прием у Лерхенфельдов), распределение ролей и монологов («ты скажешь», «она ответит»), наконец, сама интрига («если бы ты сумел вдобавок припугнуть ее»). Нет только даты, которая позволила бы уверенно говорить, что предшествовало появлению сценария и что последовало затем? Состоялась ли к тому времени встреча у Полетики?
С.Витале ухватилась за фразу: «когда я вернулся к себе, оказалось, что у меня страшная лихорадка, ночью я глаз не сомкнул». Сопоставив ее с записью в полковом журнале, где говорилось, что Дантес болел с 19 по 27 октября, она сделала вывод, что кавалергард писал письмо в последнее дежурство перед заболеванием – то есть 17 октября.
Поддерживая это мнение, Р.Г.Скрынников в книге «Дуэль Пушкина» внес ряд уточнений:
В первой половине октября Наталья Николаевна имела рандеву с Жоржем. Геккерн вскоре же узнал об этом и забил тревогу. Он продиктовал сыну письмо к жене Пушкина и в тот же день отнес его Наталье. Дантесу не терпелось узнать, какое впечатление произведет «нота» на его возлюбленную, и он отправился к Вяземским на другой день или через день после вручения письма. Если такое предположение верно, то «нота» была составлена 14-15 октября, а тайное свидание имело место несколькими днями ранее[19].
Нота, по мнению исследователя, – это документ, о котором Геккерн писал Нессельроде 1 марта 1837, оправдывая свое поведение перед судом:
Г-жа Пушкина... могла бы дать удовлетворительный ответ
Свидетельство само по себе удивительное, требующее отдельного размышления, но чуть позже. Вернемся к письму Дантеса.
Испытав «страшную лихорадку», кавалергард все же пошел на службу, а не свалился в постель: «ты найдешь меня у Бетанкура». В конце фразы он оговорился, что «испытывал безумное нравственное страдание», как бы намекая, что речь идет не столько о физическом, сколько о душевном нездоровье. Стало быть, нельзя решительно утверждать, что письмо свидетельствует о начале болезни. К тому же в нем содержатся факты, которые заставляют критически отнестись к версии Витале-Скрынникова.