Последняя поэма

Перед домом появился Омито. Девушки были поражены. Из отеля он ушел в английском костюме и фетровой шляпе, а сейчас на нем было дхоти и шаль. Он переменил одежду в своем домике. Там у него была полка с книгами, запас белья и кресло, которое ему дала Джогомайя. Он часто уходил туда отдыхать после завтрака в отеле. Лабонно запретила являться к ней во время ее занятий с Шуромой каким бы то ни было искателям водопадов или апельсинового меда, так что Омито не мог утолить ни физической, ни духовной жажды до половины пятого, когда у Джогомайи подавали чай. Он кое-как дотягивал до этого времени, переодевался и приходил точно к назначенному часу.

Сегодня перед уходом из отеля он получил наконец заказанное в Калькутте кольцо. В своем воображении он уже видел, как наденет его на палец Лабонно. Сегодня был как раз подходящий день! Второго такого дня не скоро дождешься. Сегодня можно отложить все прочие дела. Он решил явиться прямо туда, где занималась Лабонно, и сказать ей:

«Однажды некий падишах ехал на слоне. Ворота, через которые ему надо было проехать, были низки, он не захотел нагнуть голову и вернулся, так и не попав в свой новый дворец. Сегодня для нас большой день, но ты сделала ворота своего досуга слишком низкими. Сломай их, чтобы царь мог въехать в ворота твоего мира, не склоняя головы!»

Омито также решил сказать ей, что люди называют пунктуальными тех, кто приходит вовремя, однако время, отсчитываемое часами, не есть истинное время: часы лишь отсчитывают время, но разве они знают его ценность?

Омито огляделся. Небо затянуло тучами, и, судя по всему, было уже часов пять-шесть. На часы он не смотрел, боясь, что их упрямые стрелки могут не согласиться с небом. Так мать, которой показалось, что после долгих дней лихорадочного жара лоб ребенка стал прохладнее, не решается взглянуть на термометр. На самом-то деле Омито явился гораздо раньше времени, но нетерпение не знает стыда.

Часть веранды, на которой Лабонно обычно занималась со своей ученицей, была видна с дороги. Сейчас там никого не было, и сердце Омито запрыгало от радости. Теперь он взглянул на часы. Было только двадцать минут четвертого! Как-то он сказал Лабонно, что если люди повинуются законам, то боги законов не признают. На земле мы чтим законы в надежде насладиться нектаром беззакония на небесах. Но иногда небеса спускаются на землю, и тогда высший долг людей — нарушать законы. И теперь у него появилась надежда, что, может быть, Лабонно поняла необходимость время от времени нарушать заведенный порядок, может быть, и она почувствовала всю важность сегодняшнего дня и отказалась от обычных ограничений.

Омито подошел ближе и увидел, что Джогомайя, оцепенев, стоит на пороге дома, а Сисси прикуривает от сигареты Кэтти, Он сразу понял, что это преднамеренная демонстрация. Лохматый Тоби, проявление дружеских чувств которого было так решительно пресечено, прикорнул у ног Кэтти, но, завидев Омито, опять разволновался и бросился его приветствовать. Сисси снова дала ему понять, что такой способ проявления дружеских чувств, по меньшей мере, неуместен.

Омито даже не взглянул на подруг. Еще издали он закричал: «Тетя!», а подойдя ближе, склонился и взял прах от ее ног. Обычно он никогда не приветствовал ее таким образом.

— Где Лабонно? — спросил он.

— Не знаю, дорогой, наверное, у себя в комнате.

— Но ведь сейчас еще время занятий!

— Я думаю, она ушла, когда явились, м-м-м, вот они.

— Пойдемте посмотрим, что она делает.

И Омито ушел с Джогомайей в дом, словно обе подруги были неодушевленными предметами.

— Это оскорбление! — взвизгнула Сисси. — Уйдем отсюда!

Кэтти была возмущена не меньше, если не больше, но она не собиралась уходить, не выяснив всего до конца.

— Мы ничего не добьемся, — сказала Сисси.

— Нет, добьемся! — ответила Кэтти, сверкая глазами.

Они подождали немного, потом Сисси снова взмолилась:

— Уйдем отсюда! Я не хочу больше здесь оставаться!

Но Кэтти не двинулась с места.

Наконец вышел Омито вместе с Лабонно. Лицо ее было лучезарно спокойно: оно не выражало ни гнева, ни презрения, ни надменности. Джогомайя осталась в доме. У нее не было ни малейшего желания выходить, однако Омито пошел и привел ее. Кэтти сразу увидела кольцо на пальце Лабонно. Кровь бросилась ей в голову, глаза покраснели, она была готова рвать и метать.

— Тетя, — сказал Омито, — это моя сестра Шомита. Наверно, отец хотел, чтобы наши имена рифмовались, но рифмы не получилось. А это Кетоки, подруга моей сестры.

Тут снова произошел переполох. Любимая кошечка Шуромы вышла из дома. Тоби эта дерзость показалась достаточным основанием для объявления войны. Сначала он с рычанием бросился на кошку, но тут же трусливо отступил, засомневавшись в исходе боя при виде выпущенных когтей шипящего врага. Собачонка заняла позицию на почтительном расстоянии, решив проявить героизм, не связанный с опасностями, залилась неудержимым лаем. Однако на это кошка никак не реагировала, она только выгнула спину и торжественно удалилась.