Когда несколько месяцев назад Джон появился в Шоу Дика Каветта, он ясно дал понять, что завязывает со всеми акциями протеста, касающимися Национального съезда республиканцев, и посещать их не будет. Тем не менее ФБР послало в Майами-Бич агентов выслеживать субъекта, который в рапорте сенатора Строма Термонда значится как «член ныне несуществующей музыкальной группы, известной под названием The Beatles».
Хотя Джон – одна из самых узнаваемых знаменитостей в мире, всюду распространяются листовки, чтобы полицейским и ФБР было проще его опознать. Проблема только в том, что на листовке не Джон, а промофото Дэвида Пила (на которого у ФБР тоже дело заведено) с пузырьком текста «Папа римский курит дурь», по названию его альбома 1972 года, выпущенного Apple. Годы спустя Пил будет говорить, что удостоился «лучшей похвалы для рокера», ведь его перепутали с самим Джоном Ленноном, хотя похожи они были разве что длинными волосами и круглыми очками.
В ночь выборов 7 ноября Джон и Йоко с ужасом наблюдают за тем, как действующий президент Ричард Никсон одерживает сокрушительную победу над Джорджем Макговерном, пятидесятилетним сенатором от Южной Дакоты. За второй срок Никсона в Белом доме проголосовало 49 штатов из 50.
– Знаете, а я ведь на самом деле ему верю, – говорит о главе государства юная «никсонетка».
Джон ему никогда не верил. И не поверит.
Есть, правда, в победе Никсона и для него выгода: теперь правительство, по всей видимости, перестанет считать Леннона «политическим врагом». 8 декабря специальный агент нью-йоркского офиса ФБР уведомляет исполняющего обязанности директора о том, что «ввиду пассивности объекта в революционной деятельности и его видимого
В течение месяца после переизбрания Никсона дело Джона в ФБР закрыто. Но проблемы с визой продолжаются.
Глава 46
Пора действовать.
В феврале 1973 года квартиру Джона и Йоко на Бэнк-Стрит ограбили. Оба напуганы. Их незатейливое получердачное жилище почти не охраняется, да и к тому же остался осадок от слежки и вторжения ФБР в личное пространство (и это на фоне десятилетней международной славы). Все это создает у Джона стойкое ощущение: в Гринвич-Виллидж он чересчур на виду. «Из главного входа выйти невозможно – у двери обязательно будет что-то подозрительное!»
Круг его общения в Виллидже тоже уже не тот, что раньше. Он разочаровался в своей способности воздействовать на американскую политику, и его дружба с йиппи, особенно с Джерри Рубином, сошла на нет. «Поскольку он не возглавил революцию, я решил больше не снимать трубку», – решает Джон, чувствуя, что его использовали, им манипулировали, из него извлекли выгоду. Но самое плохое – то, как он сам вел себя в последнее время.
Той ночью, когда Никсон победил Макговерна на выборах, Рубин устроил у себя вечеринку. Он вспоминает, что Джон «вошел в дом без ума от ярости», «крича» о поражении.
– Не могу в это говно поверить! – взрывается Джон. В ответ на уговоры других гостей не падать духом и снова взяться за организацию дела, уверяющих, что народ его послушает, Джон орет:
– Меня будут слушать? Чувак, ты где был, они вообще меня не слушали!
Это поражение совершенно опустошило Джона. Хотя обычно Йоко следит за тем, сколько он пьет, этой ночью он умудрился нажраться и нанюхаться так, что даже на него было непохоже. Когда они приехали к Рубину домой, «у Джона крышу уже снесло от наркоты, таблеток и бухла, и все из-за того, что он не мог принять, что Макговерн проиграл выборы», – объясняет Йоко. К полнейшему шоку гостей вечеринки – и особенно его собственной жены – Джон, войдя в комнату, тут же нацеливается на какую-то женщину (предположительно девушку Рубина) и уводит ее в спальню. «Она ему вообще никакого повода не давала, – говорит Йоко. – Он просто взял ее и ушел в соседнюю комнату. Они там трахаются, и все такое, а мы все сидим молчим».
Кто-то попытался заглушить шум, поставив пластинку Боба Дилана. Без толку. «Все равно нам все слышно было. А у гостей верхняя одежда в той самой комнате, где Джон с этой девчонкой развлекаются, так что никто и домой не мог уйти».
«Неудобно получилось», – признается Йоко другу-журналисту Рэю Коннолли.
Это мягко сказано.